Алекс Гарридо - В сердце роза
- Какие теперь награды, царица? И на что они?
- И нет такой, что была бы достойна твоей службы.
- И жить-то осталось нам...
- Да...
- Я и то удивляюсь, что она медлит.
- Я пошла бы с тобой, но...
- Не надо тебе, царица, там пьяные и... как тебе удалось вырваться?
- Я могу переодеться мужчиной.
- Не надо, царица.
- Только будем ходить вдвоем. Я знаю, где у брата хранится оружие.
- Царица...
- Что?
- Ты хотела нарядиться для встречи с твоим мужем.
- Стыдно мне будет, когда он спросит, как я жила после его смерти. Я приду к нему с медной чашкой в руках.
О новой беде
Когда пришли черные вести, Атакир Элесчи запасся продовольствием как при осаде и закрыл ворота дома, как только услышал о первом умершем в городе. В доме было не продохнуть от курений, кованые решетки обшили досками, чтобы и ветер не залетал в сад, да вдоль забора установлены были курильницы. Никаких денег не пожалел купец, деньги новые наторгуются, прошла бы беда стороной. Все, что ни советовали врачи в Доме Солнца, все купец Элесчи готов был употребить во спасение остатка своей семьи, милой любимицы, доченьки, отцовой радости, первой невесты Аттана. Запер ее в доме, не велел выходить из девичьего покоя. Со слезными жалобами вымолила бедняжка разрешения поселиться у жены брата: что ж тут худого или опасного, если обе живут взаперти?
Сам купец не наведывался к дочери - мало ли, за домом присмотр нужен, слугам нельзя давать послабления. Потому они и ходят под чужой властью, что сами себе оказались хозяевами нерадивыми или неудачливыми. Без строгого присмотра и наставления дом не держится. И если бы среди слуг обнаружилась болезнь, как объяснил купцу не по возрасту сведущий Илик Рукчи, хозяин мог нечаянно перенести ее во внутренние покои. Зачем же? Девочка была упрятана за многими стенами, как ядрышко орешка, завернутого в шелковый платочек, в шкатулочке, а шкатулочка в ларчике, а ларчик в ларце, а ларец в сундук на запоре.
Атарика подурнела, лицо оплыло, ходила неловко, вразвалку. Нянька испугалась - ведь рано или поздно хозяин увидит, что с дочерью неладно. Такое не скрыть. И что тогда будет няньке за пособничество и сокрытие?
А если сказать хозяину, мол, недосмотрела, обвела вокруг пальца хитрая девчонка, тогда и спрос другой. Мало не будет, но все меньше.
И тогда нянька разорвала одежду, растрепала косы, исцарапала лицо, завыла, как по покойнице, и бросилась в ноги хозяину.
- Что? Что? - задохнулся, схватился за грудь Элесчи. - Атарика? Нет!
Нянька билась на земле, не переставая вопить. Насилу выговорила:
- Лучше бы ей умереть...
- Да говори же, проклятая, что случилось? - ужаснулся хозяин.
- Лучше бы у меня груди отсохли, чем выкормить такой позор моему господину, лучше бы я ее заспала, придавила во сне, лучше бы уронила на каменной лестнице! - теперь уже тише, не для лишних ушей, причитала нянька.
Минуту спустя Атакир Элесчи ворвался в покои невестки. Шуштэ с мужниной сестрой сидели рядышком, перед ними на полу разложены были мотки ниток и лоскуты тонкого хлопка, и они одинаково, стежок за стежком, вышивали пеленальные пояса, и одеты были одинаково, и одинаковы были отрешенные улыбки на их лицах, и одинаковой ношей лежали на коленях, топорща просторные платья, их животы.
Элесчи пошатнулся и припал плечом к косяку. Атарика увидела его и обмерла. Шуштэ встрепенулась, как зверица.
- Ах ты... - только и смог сказать Элесчи. Подошел к дочери и ударил ее по лицу. - Тварь, тварь! Лучше бы в степь тебя отослал бегать за баранами и доить кобыл. Последнему пастуху в жены бы отдал. А теперь - что? Идем. Ну!
Атарика дрожащими пальцами воткнула иглу в работу, свернула поясок, положила на колени Шуштэ. Тяжело поднялась, не глядя ни на кого, вышла из комнаты. Элесчи шагнул за ней. Но Шуштэ, вскочив, забежала вперед, опустилась на колени, обняла ноги его.
- Смилуйтесь над ней, отец, ведь она вам внука родит! Разве мальчик в доме - не радость, не гордость? Ваша ведь кровь!
- Вот и роди мне внука, как тебе положено, а не в свое дело не лезь! Эй, женщины, заберите ее, да осторожнее.
В руках служанок Шуштэ билась и кричала вслед Элесчи:
- Ведь отец ребенка - сам!..
- Не надо! Не говори! - вскинулась Атарика. - Не надо!
- ...Сам царь Эртхиа!
- Да? - горько усмехнулся Элесчи. - А почему не сам царь Ханис?
Он ведь был отцом Атарики и единственный не знал того, что было известно всему базару. И он схватил дочь за руку и потащил за собой. В ее покоях он велел заколотить ставни и посадил самых вредных старух на страже возле ее двери. А сам метался по дому, не зная, как обрести покой и откуда ждать спасения. Ведь врача не позовешь - все заняты врачи в Аттане, и слишком близко они нынче знаются со смертью, как бы и она не вошла в дом следом. Да и как избежать огласки? Но не будет, не будет расти в доме Элесчи нагулыш, не бывать такому позору. И не топить же его, как ненужного кутенка? Ай, что делать!
Тогда собрал к себе Элесчи старух и стал их спрашивать, как быть и как избавиться от позора. И они говорили, что теперь уж не миновать дожидаться, пока родится ребенок. А одна сказала, что можно сделать так, чтобы он родился до срока, мертвым. Перед полной луной три дня пить зелье, которое она знает и умеет приготовить.
- Вот то, что я ждал услышать! - воскликнул Элесчи и велел приготовить зелье и давать несчастной, которую и дочерью-то называть - горечь отцовским устам.
Но Шуштэ узнала об этом.
Ночью, переваливаясь на ступеньках, поддерживая обеими руками огромный, не по сроку, живот, она поднялась к покоям Атарики и стала просить сидевших у двери двух старух.
- Пришел мой час, чую, не пережить мне этого. Приоткройте дверь на минуточку, только попрощаться с моей подруженькой. Ведь одна я здесь, ни родных моих, ни отца, ни матери, ни милых сестриц, ни любимого мужа. Пожалейте, пришел мой смертный час.
- Иди, иди отсюда - не велено! Не ты первая, не ты и последняя. Такие как ты родят на ходу, травой ребенка обтирают и за пазуху суют. Уходи, пока хозяин не услышал. Итак он тобой недоволен, только и терпит, потому что носишь дитя от его сына.
- Ой, не могу больше, - застонала Шуштэ и привалилась к стене. - Ой, вот сейчас, вот уже!
- Не дури! - прикрикнула на нее одна из старух. - Не так это скоро. Ступай к себе, зови женщин.
- Не могу я! - вскрикнула Шуштэ и сползла по стене на пол. Сама она, что ли не знала, что это не скоро делается? Знала, видела. Оттого-то и удалось ей обмануть опытных старух. Одна встала, наклонилась над Шуштэ, а вторая только вперед подалась, шею вытянула. Вот за это бессердечие и ударила ее Шуштэ ногой прямо в лицо - изо всех сил. Старуха стукнулась головой о косяк и повалилась набок. А первую Шуштэ схватила руками за горло и зашипела:
