Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник)
Тут заговорил Пашка, до сих пор не сводивший с гостей широко открытых, ошеломленных глаз.
— Деда, а чего они такие… голубые? — вымолвил наконец он.
— А на той планете, где они жительство имеют, солнце голубое, потому и кожа у них такая… как небо.
— И где та планета?
— Далеко, внучек. Говорят они, что туда пешки за десять тысяч лет не дойдешь. Любознательный он, — кивнул дед на внука. — Читать очень любит. И книг у него много.
— А тебе, Паша, не приходилось что-нибудь читать про Аэлиту? — заинтересовался Лумис.
— А как же! — бойко отвечал Паша. — В одной старинной книге описано, как земной человек отправился в путешествие на Марс и там влюбился в прекрасную марсианскую принцессу. Все в точности описано. Да у меня эта книжка есть.
— Интересно посмотреть, — сказал Лумис.
— А пойдемте.
Пашка повел Лумиса в небольшой амбарчик во дворе. Здесь на самодельных полках аккуратными рядами были расставлены книги. В кожаных переплетах, отпечатанные на хорошей бумаге, они хорошо сохранились.
— Это все я из усадьбы перетаскал, — важно заявил Пашка. — Вот и она!
Он подал лингвисту небольшой томик, на обложке которого значилось: «Аэлита».
— Благодарю. Разрешите, я возьму почитать. И еще что-нибудь.
Лумис вытащил с полки книгу — «Дон Кихот».
— Слышал, но не читал, — извиняющимся тоном пояснил он.
На прощание дед угостил логгиан березовым соком, по поводу которого Хор заметил: «Живительный напиток».
— Ну, захаживайте еще, — напутствовал их дед. По пути на корабль логгиане обменивались мнениями.
— За тысячелетия существования человека разумного воображение его продолжало питаться мифами, — рассуждал историк Хор. — Уже покорив электричество, на пороге овладения атомной энергией он ставил памятники никогда не существовавшим людям — рыцарю из Ламанчи, Тилю Уленшпигелю и его возлюбленной Неле, Русалочке, даже деревянной кукле Буратино. Земной человек на протяжении всей своей истории всегда оставался ребенком. Мифы облекались в форму саг, легенд, сказок, романов.
Лумис покосился на него, но еще крепче прижал к себе том «Дон Кихота».
Улисс часто наведывался в здание «галереи». Там однажды и застал его взволнованный и запыхавшийся Пашка. Навигатор сидел на опрокинутом бочонке прямо против изваяния Аэлиты. Подперев голову руками, он был погружен в глубокое раздумье. Пашка знаками объяснил, что надо немедленно идти в избушку.
А там была полна горница гостей. Дед ухитрился дать знать в Москву, и оттуда прилетела делегация крупнейших советских ученых во главе с академиком Башевым.
Улисс пригласил их на корабль. Когда москвичи разместились за круглым столом в салоне, Улисс (он к этому времени овладел русским языком) попросил прибывших обрисовать положение на Земле. Невеселый это был доклад… Академик Башевой рассказал об основных проблемах, которые человечество все не могло разрешить. Земная энергетика была не то что парализована, но находилась как бы в оцепенении, всех ресурсов ее не хватало для преодоления трудностей. Почва и водные источники в большинстве продолжали оставаться отравленными (чистую воду земляне получали из артезианских скважин и ее катастрофически не хватало). Применение средств бактериологической войны вызвало эпидемии новых страшных болезней и непонятные мутации живых существ. Продукты питания были строжайше нормированы…
Башевой говорил два часа, ограничиваясь самым главным, но и того, что он изложил, было достаточно, чтобы понять, как велика нужда в помощи извне.
Все, о чем говорил Башевой, Улисс одновременно телепатически передавал своим коллегам.
— Ну вот, вкратце, все, о чем я хотел поставить вас в известность, — заключил Башевой. — Я не представляю, в чем может выразиться ваша помощь, но можете быть уверены, что она будет принята с величайшей благодарностью.
— Нам все понятно, — резюмировал Улисс. — И думаю, что ваши надежды не напрасны.
На другой день Улисс, Лумис и аналитик улетели вместе с делегацией в Москву. На общем собрании Академии наук Улисс заверил землян, что логгиане сделают все, что возможно. А для них, ушедших в своем развитии на миллион лет вперед, возможно было очень многое.
Вернувшись, Улисс первым делом отправился в отсек, где помещались двигатели «Центипеда». Достав из кармана ключ Лося, он с час провозился около приборов. Вечером, за ужином, он объявил членам экипажа, что отлет придется отложить месяца на три.
Это вызвало явное недовольство большинства экипажа. Резко протестовали Регис, Хор, Панту и Кэн.
— Нельзя дальше тянуть, — заявил аналитик. — Нас ждут с отчетом на Логги.
— Ничего не поделаешь, — безапелляционно отвечал Улисс. Можете убедиться сами: поглотители межзвездной энергии неисправны. Аккумуляторы требуют подзарядки.
— Я не понимаю, что еще от нас требуется, — настаивал аналитик. — Да и какое нам, в сущности, дело до судьбы этих примитивных землян?
Улисс решительно пресек споры. Все были вынуждены подчиниться железной воле командира. А он засадил универсалиста за копии чертежей поглотителей и аккумуляторов энергии «А», а также космического зонда, который улавливал эту энергию и передавал ее по невидимому лучу на Землю. Человечество должно было получить могучий и неисчерпаемый источник энергии, по сравнению с которым атомный взрыв был не более как хлопушкой.
— Филантропическая затея, — ворчал Кэн, корпя над чертежами. — Атавизм!
А Улисс сидел в своей каюте, сжимая голову руками в мучительном раздумье. Перед ним, как на экране видеопамяти, возникал образ Аэлиты, и он слышал голос сына Земли, который несся в вечность, голос любви и тоски: «Где ты, где ты, любимая? Отзовись!» Давно уже не было ни Гусева, ни Тускуба, ни самой Аэлиты, покоящихся под песками времен, а голос продолжал тревожить живых… А может быть, все это было? А как же скелет в кожаной куртке и конструкция Лося? Пашка искренно верил, что все это на самом деле было, и Улисс не разубеждал его, да и Лумису наказал не делать этого. Так неужели любовь сильнее разума? Вечна и непреходяща? Сильнее смерти и небытия? Ну что же, в свое время он с Пашей совершит экскурсию в эпоху Лося путем искривления дуги времени, и — кто знает?… Искорка, тлеющая, как уголек, в далеких глубинах подсознания разгоралась все ярче.
Лумис увлекался изучением земной литературы. Ему становился все симпатичнее и глубоко трогал облик «рыцаря печального образа» и доброго, простодушного Санчо Пансы. И он почти готов был уверовать, что эти образы, созданные одноруким испанским солдатом, претерпевшим столько в своей жизни, действительно существовали. Из позднейших произведений неизгладимое впечатление оставили у него Григорий Мелехов и Аксинья из «Тихого Дона» и Рощин с Катей из «Хождения по мукам» того же Алексея Толстого, который написал «Аэлиту». Мифы?! Но ведь у них, несомненно, были живые прототипы…
