Ллойд Биггл - «Если», 2002 № 02
— Вы оба можете успокоиться. Я обо всем позабочусь.
Санди улегся рядом и принялся зализывать раны. Зонду расслабиться было труднее.
Вооруженный новыми знаниями Барри видел, что инопланетяне одолели людей по одной лишь причине: человечество было слишком занято войной с самим собой, чтобы послать единый приказ всем разумным расам галактики. Но теперь у человечества был только один голос. Знания, которые маленький зонд передал Барри, изменили весь мир.
— Спасибо, искатель знаний, — сказал Барри роботу. Он опустил его числовое обозначение, поскольку других зондов не сохранилось. — Ты поступил верно, закончив свои изыскания и сообщив мне то, что узнал. Я все исправлю, и тебе не нужно бояться, что твои хозяева ко-гда-нибудь снова причинят зло другим.
Робот опустился на землю и поместил все свои воспоминания — кроме самых первых, о тех днях, когда его программировали — в субпространственные ячейки. Ему во многом еще предстояло разобраться. Санди подполз ближе к машине, осторожно пофыркивая.
Барри поднял лицо к звездам, и его новый взгляд различил в невообразимой дали тысячи космических кораблей. Сотни тысяч инопланетян стремились уничтожить соперников, чтобы стать достойными союзниками человечества.
Потребовалось усилие, чтобы снова отвлечься от собственного физического тела, почувствовать свою субпространственную нервную систему и заставить ее действовать так, как будто он отдавал своим мышцам приказ.
Остановитесь, — скомандовал он. Учитывая ментальные усилители и все, что он узнал от зонда, восемьдесят тысяч лет изучавшего Вселенную, это было легко.
* * *В тысячах миль от поверхности Земли шесть флотилий космических кораблей, сверкая лучами лазеров, выскочили из подпространства в точке, где появился исследовательский зонд. Они столкнулись, и кровь древних врагов кипела жаждой славы. Каждый знал, что они всего в нескольких световых секундах от миллиардов людей! Джон-6564 тоже не устоял против этого волшебства. Хотя его корабль был охвачен огнем, он сражался так яростно, как ни один арчталлеанин за всю историю Арчталла, он выкрикивал приказы запускать ядерные ракеты, наводить на цель х-лазеры, и…
Джон-6564 почувствовал, что человеческий разум снова коснулся его. На сей раз человек произнес лишь одно слово, но оно было гораздо больше, чем просто слово, и смысл его был гораздо яснее.
Остановитесь!
И Джон-6564 обнаружил, что не может более продолжать битву.
Из этого единственного слова — неодолимого повеления — и чувства, которое наполнило его, родилось понимание: он никогда больше не будет одинок и не станет мечтать о хозяине; но, кроме того, он понял еще, что человечество стало гораздо более великим и могущественным, чем прежде.
С осознанием этого пришла такая радость, что перья впились ему в кожу. А потом — касание страха.
Одним желанием Барри перенес себя домой через подпространство. Раньше ни один человек не был на это способен. «Странно, — подумал он, — что вместо этого мы пользовались машинами и впустую копили огромные знания»… Взять с собой Санди было не труднее, чем позвать его простым свистом. Глубоко вздохнув — он нервничал, потому что все еще был мальчиком, независимо от того, кем стал кроме этого, — Барри открыл дверь-ширму рукой и вошел на кухню. Мать и отец сидели за столом с банками пива в руках.
— Ах ты… — отец начал приподниматься. Глаза его сулили хорошую взбучку.
— Где тебя носит?.. — сказала мать, тоже вставая. Она уже приготовилась отвесить Барри пощечину, но…
Остановитесь, — скомандовал Барри.
Взрослые замерли и затихли. Взгляд их наполнился зачаточным пониманием, рты открылись в немом изумлении. «Таким людям потребуется куда больше времени», — подумал Барри. Отец медленно кивнул — один раз.
— Теперь все будет иначе, — сказал Барри.
И это было правдой.
Перевел с английского Константин РОССИНСКИЙАльберт Каудри
«КРУКС»
Дьева смотрела, как Земля под ней разворачивается, то исчезая за льдистыми пластами перистых облаков, то снова появляясь в мозаике из синевы океана и неподвижных сверкающих кучевых.
Аэробус двигался по своей гиперболе, и в разрывах возникали кусочки континентов. Дьева успела увидеть Северную Америку — цепь протянувшихся в Атлантический океан Аппалачских островов — и мерцающее в жарких лучах мартовского солнца Внутреннее море. Тут шестьдесят два пассажира погрузились в нижний облачный слой, ненадолго вспыхнули лампочки для чтения, но вот облака остались позади, и аэробус заскользил, точно тень урагана, над необъятностью Тихого океана.
Подали легкий обед, и во время десерта блеск острова Фудзияма в ожерелье зеленых островков возвестил, что они приближаются к Мир-граду. Тут засияло багряное солнце, из мерцающих волн Желтого моря выпрыгнул огромный лес Китая. Скорость в пять тысяч пятьсот щелчков была теперь слишком велика, и аэробус сотрясся — раз, и два, и три, пока его скорость не снизилась до тысячи.
Аэробус несся над зеленеющими равнинами Гоби, славными неисчислимыми стадами диких животных. Разумеется, они были слишком высоко и двигались слишком быстро, чтобы суметь разглядеть эти стада, однако масшина[13] в начале салона потемнела, на миг замерцала точечками света и заполнилась трехмерными изображениями слонов, вапити, хакнимов, сфошур (и земных животных, и привезенных с других планет), которые неторопливо бродили среди россыпей озер по зеленым степям, где некогда властвовал бессмертный хан.
Бледное скуластое лицо Дьевы приняло сосредоточенное выражение, и в ее немигающих глазах заблестели отражения. Девять десятых Земли — первого приюта человечества — преобразились теперь в мир животных. Высшее достижение человека, которого называли Министром Разрушения. И ради этого погибли двенадцать миллиардов людей?
В закатном зареве Мирграда Стеф в пятнистом халате, развалившись, полулежал у себя на балконе и слушал выкрики торговцев и скрип колес на улице Золотой Орды. Он любил вот так, покуривая киф, нежиться в отблесках умирающего дня.
Неожиданный шум на улице заставил его сбросить ноги с потрепанного шезлонга. Он отложил мундштук и зашаркал к перилам.
На улице тележки продавцов были сдвинуты к стенам, и между ними, точно колонна муравьев, брела длинная вереница заключенных (синие робы, короткие волосы, запястья и шеи защелкнуты в черные пластмассовые канги). Стражники в дюрапластовых шлемах с широкими полями шагали вдоль вереницы на некотором расстоянии друг от друга, ударяя короткими хлыстами по ногам замешкавшихся, поторапливая их. Узники постанывали, а потом кто-то затянул тюремную песню на олспике — объединяющем языке всех людей: «Смерта, смерта ми калла / Йф нур трубна хаф съегда…» («Смерть, смерть, позови меня, только беды ждут меня всегда…»).
