Кэролайн Черри - Черневог
— Саша, иди, проверь лошадей, черт возьми! — То, что Саша медлил вступить с ним в спор, пугало его и колебало его совесть. Он был уверен, что вокруг могли быть какие-то затерявшиеся желания, направленные на то, чтобы заставить их совершить очередную ошибку или стать жертвой сомнений, которые в конце концов приведут их к краху, а это созданье вновь останется на свободе. Он еще крепче сжал руку, лежавшую на рукоятке меча, и махнул Саше, настаивая, чтобы тот уходил.
— Петр!
Он увидел вспышку тревоги, мелькнувшую в сашиных глазах, и повернулся в тот самый момент, когда сова плавно опустилась и села в ногах у спящего Черневога.
— Итак, у него все-таки есть сердце.
— Будь осторожен с ней!
— Будь проклята эта осторожность! Зачем, спрашивается, я пришел сюда, за птицей или за ним?
— Но только не птицу! Нет, нет, только не птицу! Она не должна умереть, пока он жив.
— Твое дело держаться в стороне! — Петр вытащил меч из ножен, подходя ближе к Черневогу, чтобы пронзить его, и в этот момент сова, раскинув крылья, бросилась на него, целясь прямо в лицо.
— Берегись! — закричал Саша.
Петр был уже готов нанести ей удар, замахнувшись мечом, но сова, избежав сверкающего клинка, вцепилась когтями в сжимавшую меч руку. Она изо всех сил била его крыльями и разрывала клювом руку, в то время как Саша пытался отогнать ее голыми руками.
Она взлетела вверх, и Петр ударил ее с дикой силой, ударил со страха, охватившего его в тот самый момент, и сбросил на землю с острия собственного меча.
— Петр! — воскликнул Саша.
Свинцовые отблески дневного света, прорывавшегося сквозь густую сетку сплетенных колючек, казалось сплелись с той болью, которая пронзила руку и плечо Черневога, остановившись в сердце… И от этой боли Черневог соскочил со своего ложа и побежал… Он хотел видеть, хотел ощутить тепло, хотел набраться сил от окружавшего его леса…
Но лес сопротивлялся ему, а охотники были совсем рядом, сзади него.
Он вновь почувствовал себя ребенком, убегавшим из дома, а волки, которых послала Драга, уже перерезали ему дорогу, и он уже ощущал совсем рядом их острые зубы и желтые глаза. Колючки разодрали его руки, как только он, метнувшись в сторону, натолкнулся на кусты. Какое-то время он бежал относительно свободно, рассчитывая на то, что ему удастся сбежать от них, но колючая изгородь вновь замаячила перед ним, кусты окружили его со всех сторон, а когда он повернулся спиной к колючкам, то его охотники превратились в тех самых всадников, которых он постоянно видел во сне, теперь приближавшихся, чтобы убить его.
Он хотел жить, больше всего на свете хотел этого, но чувствовал, как силы оставляли его, и он не мог понять ни того, где он находится, ни того, почему волки вдруг приняли человеческий облик… Он так дрожал, что хватался за колючие ветки, удерживая себя на ногах. Он помнил эти имена: Саша, ученик Ууламетса, который был наиболее опасен для него, хотя с мечом к нему подступал Петр Кочевиков. Именно Петр был готов убить его, и таким образом вновь отправить в постель к Драге, которая только бы и сказала: «Ну вот, дурачок, разве ты на самом деле думал, что когда-нибудь можешь сбежать от меня?"
— Господи, — пробормотал Черневог, и сел, прислонившись спиной к колючим веткам.
— Где моя жена? — спросил Петр, приставив меч к его груди. — Где моя жена, черт побери?
— Я ничего не знаю об этом, — едва слышно ответил он, и, казалось, почувствовал, к собственному удивлению, что во всем мире у него не было лучшего друга, чем этот человек, который должен был положить конец всем желаниям, единственный из всех, кого ему доводилось знать, который не имел никаких иных замыслов против него. Так он сидел, приготовившись к смерти, а Петр стоял, глядя на него, слегка упираясь в его грудь мечом. Никто из них не шевелился, казалось, что они навечно застыли в этой позе.
— Будь ты проклят, — сказал наконец Петр. И Черневог подумал, что это последние слова, которые ему довелось услышать на этом свете.
Но в этот момент Саша отвел в сторону острие меча.
14
Все выходило не так, как должно было быть по сашиным расчетам: прежде всего, Сова не должна была быть убита, лешие не должны были стоять как безмолвные истуканы, и Черневог не должен был оставаться в живых. Хотя в этом последнем факте он мог упрекать исключительно себя. Он до сих пор не мог понять, что же он сделал и почему не подтолкнул руку Петра в другом направлении.
— Поднимайся, — сказал Петр, и Черневог с трудом встал на ноги, опираясь на ограду из колючих веток, хватая руками колючки, которые с такой жестокостью разрывали его ладони, что Сашу бросило в дрожь. Кровь мелкими каплями собиралась на колючках, капли дрожали и падали, обрызгивая листья.
Господи, да я уже видел все это, и вот теперь оно происходило, но уже наяву.
— Пошевеливайся! — скомандовал Петр, и Черневог, казавшийся потерянным и ошеломленным, пошел туда, куда указывал Петр, сквозь лабиринты колючих зарослей, на открытое место, к камню.
Мы должны убить его, с жалостью подумал Саша. Это на самом деле единственное здравое решение, которое они могли принять. Никто и ничто не могло обрести безопасность в окружавшем их мире, пока он оставался в живых.
— Мисай! — закричал Петр, окликая леших, которые по-прежнему стояли вокруг них словно безжизненные деревья. — Мисай, ты видишь, он проснулся, теперь он в наших руках. Так как же мы должны с ним поступить?
Но лешие ничего не ответили ему. Черневог опустился на колени около Совы. Тем временем кровь с пальцев капала прямо на землю между его ног. Он вытер щеку тыльной стороной ладони и выглядел при этом абсолютно подавленным.
Господи, да это то самое место, где мы должны были быть, то самое, о котором говорил банник. Саша продолжал раздумывать над происходящим и обратил внимание, что их пленник не собирается нападать на них и ведет себя так, будто ничего не понимает…
— Не пытайся провести нас, — предупредил его Петр, — выбрось к черту эти мысли. — Он все еще держал в руке меч. Глядя на него можно было подумать, что он готов вновь использовать его: Саша даже пожелал, чтобы тот так и сделал, пока Черневог не собрался мыслями и не попытался в одно мгновенье остановить оба их сердца.
Но тот лишь взглянул вверх, обхватив свои израненные руки. Его лицо побледнело от боли, а глаза выражали лишь одно замешательство.
Меч в руках Петра пришел в движенье, оставляя в воздухе широкий сверкающий след, развернулся, повторяя неожиданное поворот дрогнувшей руки, и ударился о землю у колена Черневога.
— А, черт! — с отвращением выругался Петр.
Черневог за все это время ни разу не уклонился от надвигающейся опасности, а только взглянул на них все с тем же выражением растерянности.
