Артур Кларк - Перворожденный
Она открыла в телефоне его управляющую панель и втолкнула ее в зарядное устройство скафандра. Положительные и отрицательные клеммы замкнулись.
— Как это говорил Алексей? — торжествующе выдохнула Байсеза. — Хвала Солнцу, что стыковочные стандарты едины во всей Вселенной!
Экран телефона осветился, и он произнес механическим голосом:
— Байсеза?
— Это я!
— Ты попала в свое время.
31. Оперативный приказ
Из офиса Беллы в Вашингтоне на «Либерейтор» поступил новый оперативный приказ.
— Мы должны следовать по пятам за бомбой, — объявила Эдна, прочитав его.
— Как долго? — поинтересовался Джон Меттернес.
— Если понадобится, то до самой Земли.
— Господи, прости! Это же может продлиться двадцать месяцев!
— Либи, доложи, сможем ли мы это сделать? А-1 ответил:
— Если двигаться по инерции, то с топливом и реактивной массой проблем не возникнет. Если очистные установки на корабле будут работать штатно, то отсек жизнеобеспечения сможет поддержать функции команды в течение нужного времени.
— Плотная упаковка, — горько вздохнул Джон.
— Ты инженер, — сурово обратилась к нему Эдна. — Как ты считаешь, она права?
— Надо полагать, что да. Но в чем суть, капитан? Наше оружие оказалось бесполезным.
— Лучше иметь хоть кого-нибудь на месте, чем никого. Что-то же должно когда-нибудь случиться! Джон, Либи, начинайте составлять оперативный план. Я еще раз внимательно пройдусь по приказу, и если станет ясно, что с точки зрения наших ресурсов он действительно выполним, то мы отправим на Землю подтверждение.
— Полный идиотизм вся эта затея, — пробормотал Джон Меттернес.
Эдна взглянула на экран своего компьютера. Там висела бомба, молчаливая, видимая только благодаря отраженному звездному свету. Она неуклонно продолжала углубляться в Солнечную систему. Эдна начала мысленно дописывать письмо своей дочери. Как объяснить маленькой девочке, что в ближайшем времени ее мать к ней на Землю не прилетит?
32. Александр
Во дворце Навуходоносора, которым Александр, очевидно, пользовался как своим, Байсезе отвели отдельную комнату. Слуги Эуменеса принесли ей изысканную одежду в персидском стиле, который был принят при дворе.
Затем к ней зашла Эмелин и вручила кое-какие туалетные принадлежности: гребень, кремы для лица и для рук, маленький флакончик духов и даже несколько архаического вида полотенец. Все эти предметы были частью дорожного комплекта леди девятнадцатого века.
— Мне показалось, что вы прибыли сюда налегке, — сказала при этом Эмелин.
Такой жест вежливости, совершенный вдали от дома одной женщиной по отношению к другой, глубоко растрогал Байсезу.
Она немного поспала. Вновь попав в условия земной гравитации, в три раза большей, чем на Марсе, она чувствовала себя раздавленной. И ее внутренние часы сбились с ритма: как и раньше, этот новый Разрыв, или персональный часовой сдвиг, наградил ее на некоторое время чем-то вроде синдрома акклиматизации и разбалансировки.
А потом она немного поплакала — сама для себя, просто от потрясения после всего случившегося и от тоски по Майре. Последние несколько недель ее жизни были слишком необыкновенными, а долгое совместное путешествие с дочерью сквозь космическое пространство было едва ли не таким же долгим, как все то время, которое она с ней провела после солнечной бури.
Ей так хотелось побольше узнать о Чарли! Она не видела своей внучки даже на фото.
Потом она снова постаралась уснуть.
Ее разбудила робкая девочка-служанка, видимо, рабыня. Смеркалось. Пришло время готовиться к приему во дворце, где ее ждал Эуменес, а, может быть, и Александр.
Она приняла ванну и оделась. Раньше ей уже приходилось носить вавилонское платье, но все равно Байсеза чувствовала себя в нем смешной и нелепой.
Ее ввели в большой зал, который представлял собой олицетворение безудержного, непристойного богатства. Зал был весь уставлен изысканной мебелью, а стены увешаны дорогими гобеленами и коврами. Все здесь сверкало золотом и серебром. Даже оловянная кружка для вина, которую поднесла Байсезе служанка, была усыпана драгоценными камнями. Однако в какую бы сторону она не смотрела, везде она видела стражников: они прохаживались по залу, стояли в дверных проемах, вооруженные длинными сариссами и короткими обоюдоострыми мечами. Особых доспехов на них не было, только шлемы из материала, который напоминал воловью кожу, стеганые льняные безрукавки, а на ногах кожаные башмаки. Очевидно, они были пехотинцами, насколько помнила Байсеза со времен своего первого пребывания в этом месте.
Среди всех этих стражников и сказочно богатых декораций прогуливались придворные. Они болтали и демонстрировали друг другу самих себя. Все они носили одежды невероятных и изысканных тонов: преимущественно розовые, малиновые и белые. Лица их были сильно накрашены, так что трудно было определить, сколько кому лет. Они с любопытством поглядывали на Байсезу, но гораздо больше их интересовали собственные дела, дворцовые интриги и взаимоотношения друг с другом.
Через их толпу то тут, то там проталкивались неандертальцы. Байсеза узнавала их еще издали по ледяным взглядам и низко опущенным головам. Значит, теперь они появились при дворе. В большинстве они были очень молоды, в своих могучих фермерских руках они несли подносы для обслуживания гостей. И словно ради шутки, все они были одеты в точно такие же розовые драгоценные туники, как и придворные.
Байсеза остановилась возле одного гобелена. Он занимал едва ли не всю стену и представлял собой карту мира, только в перевернутом виде: юг сверху, север снизу. Широкий пояс, охватывающий южную Европу, северную Африку и центральную Азию вплоть до Индии, был покрашен в красный цвет и обведен золотой полосой.
— Е-лю Чу-цай, — сказал капитан Гроув.
Он пришел с Эмелин, одетый в английскую военную форму. На Эмелин была надета легкая белая блузка и длинная черная юбка. Оба выглядели солидно, совсем в стиле девятнадцатого века, и сильно выделялись среди цветастого безвкусия двора Александра.
— Я так завидую вашему наряду, — обратилась Байсеза к Эмелин, чувствуя себя очень скованно в персидских одеждах.
— Я привезла с собой паровой утюг, — с гордостью ответила Эмелин.
Гроув спросил Байсезу:
— Как вы нашли мое произношение?
— Не знаю, — призналась Байсеза, — я не уловила того, что вы сказали… Е-лю… что?
Гроув пил вино, слегка приподняв для этого усы.
