Ширли Рейн - Остров
Инес оглянулась, пытаясь сообразить, куда ее занесло, и поняла, что оказалась на краю небольшой ложбины на окраине города, где, слегка на отшибе, стоял один-единственный дом. Очень старый, но просторный и все еще крепкий. Забор вокруг него давно развалился, и роль ограды исполняли бурно разросшиеся кусты.
Знакомый запах заставил Инес приглядеться к ним повнимательней. Так и есть, это оказалась живокость. По-видимому, когда-то давно кусты пересадили сюда из леса. Ветки с длинными, узкими, мохнатыми с изнанки листьями были сплошь усыпаны крупными фиолетовыми ягодами. Слишком терпкие на вкус, чтобы есть их просто так, они были очень хороши для настойки, которая помогает "от сердца". Инес обрадовалась – обычно за живокостью приходилось ходить далеко в лес – и решила нарвать хотя бы немного ягод, благо вокруг никого видно не было. Однако на всякий случай она проскользнула за дом, где кусты живокости образовали настоящие заросли.
Двор выглядел запущенным, сарай позади дома покосился, и хотя в нем копошились куры, чувствовалось, что никакой другой живности тут нет. Ни коз, ни свиней, ни даже ручного крыса.
Инес, конечно, узнала это место; дом Королевы Моок. В ее гнезде, как говорят пауки, жили только слабоумный Фидель со своей матерью. Поэтому и хозяйство у них такое запущенное; звонарь вообще мясного почему-то не ел, а двум старухам много ли надо?
Нарвав полную поясную сумку ягод, девочка почувствовала, что проголодалась. Заглянула в сарай, стащила там связку бананов и одно яйцо; больше не решилась, их всего-то было несколько штук. Забилась в кусты и поела, только сейчас ощутив, как сильно устала. К тому же, от долгого хождения ужасно ныла больная нога.
Потом Инес услышала тихую музыку. Кто-то по ту сторону дома играл на дудочке. Фидель, кто же еще? Всем известно, что он может часами сидеть на крыльце и выводить свои незамысловатые рулады. Вот и сейчас они тянулись, тянулись без конца, цепляясь друг за дружку, словно вязанье его матери – без мелодии, без ритма, просто что-то такое заунывное, тоскливое и все же до странности напевное.
Музыка смолкла. Скрипнула дверь, в одной из комнат первого этажа замерцал слабый огонек. Инес лежала в кустах, ни о чем не думая, просто отдыхая. И вдруг "услышала" голос. Он звучал прямо у нее в голове, но очень слабо, еле слышно.
Антару не было никакой нужды просить Инес об осторожности насчет того, чтобы никто не прочел ее мысли. Все оказалось очень просто, хотя объяснить, почему ее выдумка срабатывает и как она додумалась до этого, Инес ни за что на свете не смогла бы. Достаточно было однажды представить себе такой образ: клетка, а в ней маленькая птичка; на клетку накинут черный платок. И все.
Никто не может разглядеть птичку, если на клетку накинут платок. Никто не может услышать птичку, если она молчит.
Птичка – это и есть Инес; или, точнее говоря, ее ментальная сущность, как она выразилась бы, если бы знала такие слова. Именно эту самую сущность пауки видят и слышат, когда роются в головах людей. Но только не в "золотой головке" Инес.
С того момента, как в ее сознании впервые возник образ занавешенной черным платком птичьей клетки, любой паук, пытавшийся проникнуть в эту самую "золотую головку", не видел и не слышал ничего, кроме гулкой черной пустоты. Как будто у девочки не было вообще никаких мыслей. Что, конечно, тоже могло бы насторожить их, но… не насторожило. Королю Гренну вообще было наплевать, о чем думают его люди. А Стак… Может, он решил, что она слабоумная? Когда Инес прощупывала сознание Фиделя, она тоже наталкивалась на пустоту, только какую-то… серую, лишь с нечетко проступающими, смазанными обрывками образов. А если Стак и не принял ее за дурочку, то просто, наверно, не придал этой странности особого значения.
Подумаешь, какая-то жалкая девочка, маленькая и слабая. Стоит ли вообще задумываться о том, что творится у нее в голове?
Инес даже не требовалось постоянно держать в уме этот образ; он всегда оставался на месте. Если она хотела, чтобы ее "услышали", нужно было просто мысленно заговорить; темный платок, прикрывающий клетку, не мешает слышать поющую птичку. Именно так она и поступила, когда подтолкнула Гренна отправиться в лес на прогулку, окончившуюся для него – и Ланты – столь плачевно. Если бы Инес захотела, чтобы ее "увидели", нужно было мысленно сдернуть с клетки платок.
Этого она до сих пор не делала ни разу, но не сомневалась, что все так и получится.
Тогда, лежа в кустах позади дома безумного Фиделя и прислушиваясь к далекому голосу, Инес ужасно удивилась. Она сразу поняла, по каким-то неуловимым, чисто паучьим интонациям, что он принадлежит Королеве Моок. В этом не было ничего странного, поскольку та сейчас находилась совсем рядом с Инес, способность которой проникать в сознание других пока в очень большой степени зависела от расстояния. Уже в десяти шагах она, к сожалению, "слышала" плохо, а в двадцати и вовсе ничего. Да, в том, что до нее сейчас донесся голос Моок, не было ничего странного. Поражало другое – старая паучиха мысленно бормотала что-то вроде… молитвы. Значит, пауки тоже знают о существовании бога? И верят в него? Вот это казалось удивительным, почти невероятным.
Вслушавшись, Инес поняла, что Моок обращается не к богу, а к богине. Наверно, пауки как дикари; у тех тоже полным-полно всяких богов и богинь.
– Да осияет нас свет твой, Прекрасноликая… – внутренний голос Королевы Моок звучал слабо и тоненько, до странности напоминая детский. Да изольются на нас благодать и милосердие твои… Прости нам грехи наши…
Трудно сказать, что подтолкнуло Инес заговорить со старой Королевой. Скорее всего, девочке стало просто любопытно. К тому же она понимала, что ничем не рискует. Ну, почти ничем. "Увидеть" ее Моок не могла – платок по-прежнему прикрывал клетку.
Правда, внутренний голос каждого существа неповторим, о чем Инес знала по собственному опыту. Но даже если бы старая паучиха вздумала назавтра вызвать к себе по очереди всех жителей города, чтобы прощупать их мозги и узнать, кто с ней разговаривал, это ничего бы ей не дало: тогда Инес просто "молчала" бы, и все. Правда, как раз Королеву Моок такое полное отсутствие мыслей могло насторожить – недаром она слыла самой мудрой среди пауков – но… Неужели старая, чуть живая паучиха станет тратить время на подобную ерунду?
– Какая она, ваша богиня? – спросила Инес.
Внутренний монолог старухи Моок мгновенно смолк. После длительной, напряженной паузы все тот же детский голосок вкрадчиво спросил:
– Кто тут?
– Я крыска, живу у тебя в подвале, – просто так, шутки ради ответила Инес.
Почему бы и не пошутить? Еще несколько дней – и всем гадким паукам конец. Инес так и распирало от этой мысли.
