Владимир Баграмов - Страна убитых птиц
— Ты! — Матвеев с трудом встал на ноги, кружилась голова; чтобы не упасть, он ухватился за притолоку, постоял некоторое время. — Ты мне нужен, Смагин! — Он говорил еле-еле, почти шипел. — Ты пришел, Пророк?! И своего грязного… людоеда приволок. Привет, ребята!
Два патрона оставалось у него в обойме, один в стволе. Итого — три.
Матвеев перевел дух, помассировал грязной ладонью сначала горло, потом плечо, чтобы чуть-чуть утихомирить боль.
Он знал, что не промахнется. Даже в зале «теней», в полной темноте, стреляя на звук, он промахивался из десяти всего лишь два раза. Как давно это было! Матвеев поднял пистолет к глазам, проверил предохранитель — норма, пистолет готов к стрельбе. А взвел его Матвеев еще в первую ночь, когда ждали Зеулина, прислушиваясь к каждому шороху. Патрон был в стволе.
«Десять метров! Мура! Три патрона, на мутанта ни одного — не стоит! Главное, ЭТОТ! Выбить дверь, два-три прыжка, нога в пах, рукояткой по черепу — мутант вырублен! Потом ЭТОГО, в упор — голова, грудь, живот. Нет, а может быть, мутанту одна пуля?! Черт, хватит ли сил на прыжок?! Должно, должно… все три ЕМУ!»
УДАР НОГОЙ В ДВЕРЬ.
Как в замедленной съемке, щепки от ветхой двери летят во все стороны, замок ударяется в стену напротив, падает, крутится.
Прыжок! Еще! Еще!
От страшного удара в пах мутант сгибается, даже голову не успел до конца повернуть!
— НА!
Рукоять пистолета бьет его по косматой голове. Немного сбоку, не туда — это не смертельно, но ВЫРУБИТ! Мутант, вся его огромная фигура, обваливается, как скала в землетрясение.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ! «НЕ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА! НЕ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА!»
Все три выстрела сливаются в одно каркающее — ХРРР!
— ЧЕРТ!
Глаз фиксирует миг, когда первая пуля попадает в щеку, сминает ткань. Дрогнула рука. Но остальные две ложатся точно — грудь, живот.
ПРОРОК, ОТБРОШЕННЫЙ СТРОЕННЫМ УДАРОМ, ПАДАЕТ У НОГ ИИСУСА.
Появившаяся в это мгновение женщина в черном платке застывает.
НА КОРОТКОЕ ВРЕМЯ ВСЕ ЗАМИРАЕТ. ОСТАНОВЛЕННЫЙ МИГ, РАВНЫЙ ПО ПРОТЯЖЕННОСТИ ГИБЕЛИ ПРОСТРАНСТВА И КРУШЕНИЮ ВСЕЛЕННОЙ.
НА РЕЧКЕ, НА РЕЧКЕ, НА ТОМ БЕРЕЖО-О-ОЧКЕ МЫЛА МАРУСЕНЬКА БЕЛЫЕ НО-О-ГИ…
МЫЛА МАРУСЕНЬКА-А БЕЛЫЕ НО-О-ГИ,
ПЛЫЛИ К МАРУСЕНЬКЕ БЕ-ЭЛЫ-И ГУ-У-СИ…
«Откуда это?.. Тьма… льдины по реке… люди, много людей… идут по снегу босые! Что они несут?.. Меня несут… зачем? Почему я нарисован на доске?.. Закопченный весь… куда? Встали у воды… льдины, льдины, холодно… кто там, на другом берегу?
Почему эти люди, босые люди, так горько плачут и воют?
ВИЖУ! В КОСМАТЫХ ШАПКАХ, НА НИЗКОРОСЛЫХ ЛОШАДЯХ — ОНИ СТОЯТ СТЕНОЙ НА ТОМ БЕРЕГУ! КОЛЧАНЫ СО СТРЕЛАМИ… МОЛЧА СТОЯТ! УЗКИЕ ГЛАЗА, ЩИТЫ, КРИВЫЕ МЕЧИ…»
КЫШ, ВЫ, ЛЕТИТЕ, ВОДЫ НЕ МУТИТЕ,
……..СВЕКРА НЕ БУДИТЕ…
«… и сгинет вражья сила… и порастут бурьян-травой тропы ворогов лютых… водой кропят меня, нарисованного. Холодно! Все уже было… было… старого нет… есть забытое… Что? Нового нет… есть забытое… будущее забытое…»
МЫЛА МАРУСЕНЬКА-А-А-А-А!!! БЕЛЫЕ НОГИ,
ПЛЫЛИ……… ГУСИ-И-И..!
«НЕТ! ВСЕ — БУДУЩЕЕ! И В ПРОШЛОМ И НОВОМ НАСТОЯЩЕМ, ИБО ОНО НИКОГДА НЕ ПОВТОРЯЕТСЯ, НАСТОЯЩЕЕ И ЕСТЬ БУДУЩЕЕ! И НЕ НАДО ГНАТЬСЯ ЗА ПРЕКРАСНЫМ БУДУЩИМ, НЕ ДОГНАТЬ ЕГО, ЕСЛИ НАСТОЯЩЕЕ — ГОРЬКОЕ. НЕ БЫЛО НИЧЕГО МУДРЕЕ ЖИЗНИ. А ОНА ВЕЛИТ ЖИТЬ НАСТОЯЩИМ. И ЧЕМ ОНО ПРЕКРАСНЕЕ, ТЕМ ЗРИМЕЙ И БЛИЖЕ СВЕТЛОЕ НЕСБЫВШЕЕСЯ. НЕТ СЛОВА „БУДУЩЕЕ“, БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ, КТО ПРИДУМАЛ ЕГО, ЧТОБЫ ОПРАВДАТЬ ЗЛОДЕЯНИЯ СВОИ!»
…Матвеев сидел прямо на полу, сжав ладонью правой руки плечо, раскачивался из стороны в сторону, задумчиво глядя на пробивающиеся в прорези купола светлые золотистые лучи.
А ПО ПОЛУ ЦЕРКВИ ПОЛЗ НА КОЛЕНЯХ, С ЗАЛИТЫМ КРОВЬЮ И СЛЕЗАМИ ЛИЦОМ, КОСМАТЫЙ МУТАНТ ДЬЯЛ, ПОЛЗ И ТИХО ВЫЛ.
А КОГДА ДОПОЛЗ ДО НЕПОДВИЖНО ЛЕЖАЩЕГО ТЕЛА, ТО ПРИПАЛ К НОГАМ ТОГО, КОГО НЕ ЗВАЛИ В ЭТОТ МИР, И ЗАТИХ, ТОЛЬКО ВЗДРАГИВАЛО ЕГО МОГУЧЕЕ ТЕЛО ДА ЛЕГКО ПАРИЛА НА ПОЛУ РЯДОМ ВЫВЕРНУТАЯ НАИЗНАНКУ ПЕРЧАТКА С РУКИ ДЬЯЛА, ПАРИЛА ОТ ЕДКОЙ КОЖИ МУТАНТА.
Матвеев покосился сначала на автомат, потом на лежащего Смагина. Автомат валялся в стороне, зачем он был нужен? А СМАГИН… Показалось Матвееву, что нечто теплое, светлое и воздушное, будто бы имеющее форму тела человеческого, скользнуло от Смагина к отлитому в темном металле ИИСУСУ. Вздрогнул Матвеев, отвел глаза, но не выдержал — опять смотрит!
«Я СХОЖУ С УМА! Я СХОЖУ С УМА!»
… И ПРИНЯЛ НЕЖИВОЙ МЕТАЛЛ БОЛЬ И ОТЧАЯНИЕ ЕГО ТЕЛЕСНОЕ, ЖИВОЕ. ТАК КЛУБЯЩЕЕСЯ В ПРОСТРАНСТВЕ НЕЧТО РАСПРЕДЕЛИЛО ГИГАНТСКИЙ «ПЛЮС», ИЗЛУЧАЕМЫЙ МОЗГОМ УВЕЧНОЙ БИОСТРУКТУРЫ, ПРОСТИРАЯ ЩУПАЛЬЦЕ БИОПОЛЯ ИЗ НЕОБОЗРИМОГО КОСМОСА, СКВОЗЬ ОРАНЖЕВЫЕ, НАСЫЩЕННЫЕ ЧУЖЕРОДНЫМИ ГАЗАМИ ОБЛАКА, СКВОЗЬ ТОЛЩУ АТМОСФЕРЫ, ЯДОВИТОЙ И УГАРНОЙ ДЛЯ ВСЕГО ЖИВОГО, ЧЕРЕЗ ИСПЕЩРЕННУЮ ГРЯЗНЫМИ ТОЧКАМИ, КОГДА-ТО ХРУСТАЛЬНО-БЕЛУЮ ШАПКУ ПОЛЮСА, ЧЕРЕЗ ГРАНДИОЗНУЮ СВАЛКУ, ПОКРЫВШУЮ МНОГОСТРАДАЛЬНУЮ ЗЕМЛЮ, К УМИРАЮЩЕМУ ДЕТИЩУ СВОЕМУ.
И СЕЛ ВИКЕНТИЙ СМАГИН. И ГЛАЗА ОТКРЫЛ.
А ОТЛИТЫЙ ИЗ ТЯЖЕЛОГО ТЕМНОГО МЕТАЛЛА ИИСУС ВДРУГ ПОТЕК МЯГКИМ ВОСКОМ НА КАМЕННЫЙ ПОЛ ЗАБЫТОЙ ЛЮДЬМИ ЦЕРКВИ. ОТЕКЛА ГОЛОВА ЕГО, ОПЛАВИЛИСЬ И ИСТОНЧИЛИСЬ РУКИ. И ВСКОРЕ ВЕСЬ ОН ПРЕВРАТИЛСЯ В ДЫМЯЩУЮСЯ, РАСКАЛЕННУЮ И БАГРОВО-КРАСНУЮ ГЛЫБУ МЕТАЛЛА. И МЕТАЛЛ ПЛАВИТСЯ, ЕСЛИ СМОЖЕТ ПРИНЯТЬ В СУТЬ СВОЮ НЕИСТОВУЮ И СКОРБЯЩУЮ, БОЛЬНУЮ И ПРЕКРАСНУЮ МУЗЫКУ СТРАДАНИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ.
МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ КЛУБИЛОСЬ И ТЯЖКО ВОРОЧАЛО БОКАМИ ТУМАННОСТЕЙ, ГАЛАКТИК И СОЗВЕЗДИЙ ЗАДУМАВШЕЕСЯ НЕЧТО…
Непрестанно оглядываясь, окровавленный, с безумными глазами, выбежал мутант Дьял из Церкви. А Матвеев все сидел, искоса с улыбкой посматривая на встающего с пола очень бледного Смагина, на груду раскаленного металла у подножия креста, на черную, странную женщину, застывшую в углу со сложенными на груди руками.
А когда вбежала в Церковь толпа вооруженных людей с криками и проклятиями, поднял Смагин руку. И ВСЕ ЗАМОЛКЛИ. И ТИШИНА СТАЛА.
— Оставьте нас. Нам надо поговорить.
ОНИ ОСТАЛИСЬ ОДНИ.
Глава четырнадцатая. Жертвоприношение
ОТ АВТОРА:
«…Кто владеет Землей? И для чего нам Земля? Чтобы скитаться по ней? Для того ли нам земля, чтобы не знать на ней покоя? Всякий, кому нужна Земля, обретет ее, останется на ней, успокоится на малом клочке и пребудет в тесном уголке ее вовеки…»
РЭЙ БРЭДБЕРИ О СКИТАНИЯХ ВЕЧНЫХ И О ЗЕМЛЕ.
Я прервал свое повествование не для того, чтобы заинтриговать тебя, Читатель. Обрати внимание на название этой Главы, и ты поймешь, что я обязан был сделать это. И слова ВЕЛИКОГО ПРОВИДЦА не случайны, они вынесены в эпиграф потому, что именно в них нашел я РАЗГАДКУ И СМЫСЛ ВЕЛИКОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СУЕТЫ. Звезды далеки и непостижимы, стоит ли преждевременно обращать к ним взор, если даже та березка, под которой суждено каждому из нас успокоиться, давно гниет корнями своими, отравленная, желтеющая, преданная нами, лживыми и беспечными в гордыне своей?! Простит ли нас Земля, даст ли «успокоиться на малом клочке и пребыть в тесном уголке вовеки»?
