Пол Андерсон - Нелимитированная орбита
— Что ты имеешь в виду?
— Пошевели мозгами, старик. Дэнни — первый уроженец Растума. Когда он вырастет, он сможет отправиться, куда захочет, и делать все, что захочет, на всей этой чертовой планете.
Его потомки превзойдут численностью потомков любого из нас, поскольку они будут обладать гораздо большей приспособляемостью к окружающей среде.
Я надеюсь и жду, что среди других экзогенов окажется хотя бы несколько, подобных ему. Спермо— и яйцедоноры подбирались, учитывая такую возможность. Но даже если никто в этом поколении не сможет сравниться с Дэнни, он возьмет инициативу в свои руки. Задолго до того, как Высокогорье Америки будет перенаселено, появятся люди, осваивающие низины. От имени всех остальных они не дадут умереть духу свободы.
Свобода медленно закивал.
— Понимаю. Если б не было столько других вопросов для размышления, я мог бы и сам догадаться об этом.
Вульф похлопал его по плечу.
— И ты, Ян, спас для нас это бесценное сокровище, — объявил он. Даже если б одного факта твоего героизма было недостаточно, хотя его вполне хватает, значение твоего поступка для будущего сделает тебя самым популярным человеком на всей планете.
Вытаскивай же свой счастливый билетик, малыш. Не хочешь ли ты стать очередным мэром? Не нужна ли тебе сотня умелых рабочих, чтобы открыть новую шахту? Только скажи — и все будет по-твоему. Так неужели ты не рад, что я заставил тебя сделать это?
Свобода отбросил руку Вульфа со своего плеча. На его лицо набежала тень гнева.
— Лучше не затрагивай эту тему, — сказал он.
— Почему, Ян? — Вульф поднял брови. — Неужели ты нисколько не рад?
— Ну… Я рад, что мальчишка был спасен и так далее. Я даже рад, что сам пошел туда. По крайней мере, есть, что вспомнить. Но я абсолютно не нуждаюсь в этом дурацком общественном признании моих заслуг.
— Но ты уже заработал его. Волей-неволей ты его заработал, — Вульф провел пальцами вдоль носа. — Тут уж ничего не поделаешь. Все Высокогорье Америки знает о твоем деянии. Разве Джудит не говорила тебе, на какое количество звонков ей приходится отвечать? Как только ты встанешь на ноги, немедленно начнут поступать цветы и делегации.
— Слушай! — резко сказал Свобода. — Я знаю тебя, Терон. Ты хороший, умный, любезный, веселый, непосредственный сукин сын. Когда ты путем шантажа вынудил меня отправиться на поиски Дэнни, ты ничего не знал о его хромосомах. Единственное, что было тебе известно, — это то, что Джош и я обладатели ценных рабочих рук, особенно для экономики, страдающей от большой нехватки рабочей силы. А Дэнни был всего лишь мальчишкой, каких можно получить тысячи, используя экзогенный способ. Почему ты послал меня вниз?
— Ну, видишь ли, — Вульф поскреб бороду. — Обычный альтруизм.
Человеческая порядочность. Я бы и сам пошел, не будь я таким старым и жирным.
Свобода выругался.
— Черта с два бы ты пошел, — добавил он затем. — У тебя на уме было что-то совсем другое. О'кей, ты руководил колонией лучше, чем это мог бы сделать кто-нибудь другой, насколько я понимаю. Нам не нужен был на месте руководителя добрый маленький гуманист. Нам требовался как раз такой безжалостный ублюдок, как ты. Поэтому Джош и я были пешками в твоих лапах.
О'кей. Но я требую, чтобы ты объяснил, зачем тебе это было нужно.
Вульф внимательно разглядывал пепел от своей сигареты.
— Возможно, ты и в самом деле имеешь право знать, — сказал он наконец. — Но я надеюсь, что ты не станешь болтать. Вся беда в том, что причину объяснить довольно трудно. Я ее чувствую также остро и ощутимо, как лезвие ножа. Но не могу подобрать нужных слов.
Свобода откинулся на подушки.
— Я жду, — напомнил он.
Вульф усмехнулся, закинул ногу на ногу и выпустил клуб дыма.
— Ну, что ж, — сказал он. — Вспомни о том, что соседи Джошуа согласны были помогать ему в поисках только на плато, где они были в безопасности.
Однако, все, как один, отказывались спуститься в Расселину, хотя следы Дэнни явно вели туда. Предлогом отказа у всех было одно: сезон уборки. Это следовало понимать так, что их драгоценный урожай был важнее, чем жизнь мальчика.
— Но… — Свобода покраснел. — Но… Если бы дожди погубили зерно, вся колония вынуждена была бы пережить голодный год.
— Это паршивенький аргумент. Что из того? Голодать бы никому не пришлось. Просто мы чуть-чуть потуже затянули бы пояса на один растумский год — то есть на восемь или девять земных месяцев. Неужели бы ты позволил своему собственному ребенку умереть в одиночестве, может быть, в невыносимых страданиях, только для того, чтобы иметь в течение предстоящих восьми месяцев лишний кусок хлеба у себя на столе?
— Н-н-нет. Но здесь есть разница. Никто бы этого не допустил. Но я… если уж на то пошло, я стал бы спасать только своих младших детей.
— Ты думаешь, ты меня удивил? Я прекрасно знаю твою теорию о «своих» и «чужих», и, хотя многим, возможно, это показалось бы жестоким, я абсолютно с ней согласен. Однако, в данном случае мальчишка был именно «свой», и, как оказалось впоследствии, даже гораздо больше «свой», чем я предполагал. Теперь-то, я надеюсь, ты не станешь отрицать, что Дэнни относится именно к этой категории!
Ведь для чего мы прилетели на Растум? Правда, тогда я еще не знал, что все окажется именно так, и, не будь другой, гораздо более важной причины, я не позволил бы двум взрослым мужчинам рисковать своей драгоценной для общества жизнью ради ребенка — неполноценного человека, не способного еще даже произвести себе подобного. Основная же причина заключается в следующем. Теперь, когда борьба за начальное выживание позади, каждая семья все больше отделяется от остальных, замыкаясь в кругу своих собственных эгоистических интересов. Если мы не будем добровольно помогать тем, кто попал в беду, то неизбежно в будущем понадобятся законы и полиция, чтобы заставлять нас делать это. Общество не может существовать без взаимопомощи.
И я решил искоренить эту тенденцию на Растуме. Случай был как раз весьма подходящий, правда, повторяю, я очень жалел, что рисковать приходится именно из-за ребенка, потому что тогда я не знал еще, насколько он нам окажется полезен. Но за неимением другого пришлось воспользоваться этим.
Ведь не станешь же каждому в отдельности объяснять, что, чем больше будет граждан, добровольно выполняющих общественный долг, тем меньше мы будем нуждаться в правительстве и принудительных законах. И никогда мы не станем настолько ленивыми и безразличными, что позволим законам связать нас, когда наша бдительность ослабнет. Необходимо воспитывать традицию взаимопомощи. Нашими героями должны стать люди, которые не завоевали как можно больше, а наоборот, как можно больше отдали.
