Айзек Азимов - Азазел (рассказы)
И можете мне поверить, Джордж, я за все это время даже не вспомнил, что умею летать. Я был так удивлен, что мог бы и погибнуть. Но когда я почти уже упал, я все вспомнил и тогда сказал себе: "Я могу летать! Я могу летать!" И это, понимаете, получилось как катание на пружинных качелях. Будто воздух ко мне привязали сверху, и он меня тормозил вроде большой резиновой ленты. И уже над верхушками деревьев я летел медленно-медленно и подумал: вот сейчас время парить. Однако я вроде как устал, так что я вытянулся, еще замедлился и очень плавно и мягко встал на землю.
И вы были правы, Джордж. Сверху казалось, что все пусто, а когда я спустился на землю, там уже собралась целая толпа, и рядом была какая-то вроде церковь, я ее сверху не заметил из-за деревьев.
Бальдур закрыл глаза и постарался унять судорожное дыхание.
– Что случилось, Бальдур? - наконец спросил я.
– Никогда не угадаете, - ответил он.
– Не собираюсь гадать, - ответил я. - Скажите, да и все.
Он открыл глаза и сказал:
– Они вылезли из церкви - настоящей церкви, где читают Библию, - и один из них пал на колени, поднял руки к небу и завопил: "Чудо! Чудо!", - а все остальные вслед за ним. Вы такого шума никогда не слышали. А другой какой-то подошел ко мне - толстый такой коротышка - да и говорит мне: "Я доктор. Что тут у вас случилось?" Я и не знал, что ему сказать. Как объяснить, если ты с неба свалился? Они уже стали меня в ангелы записывать. Так что пришлось сказать правду: "Я случайно свалился с самолета". А они снова завопили про чудо.
А доктор тогда и говорит: "У вас был парашют?" А как я ему скажу, что у меня был парашют, если никакого парашюта близко нет? "Нету", - говорю. А он говорит: "Все тут видели, как вы медленно спускались и мягко приземлились". А тут другой какой-то - потом выяснилось, что причетник местной церкви - говорит таким странным голосом, вроде как завывает: "Ибо рука Господа его поддержала".
Этого уже я не выдержал и говорю: "Ни фига. Это антигравитационный прибор", А доктор на меня: "Какой-какой?" - "Антигравитационный", - говорю. А он ржет, как будто я невесть как сострил, и говорит: "Я бы на вашем месте держался гипотезы о руке Господа".
А тем временем пилот на своем аэроплане приземлился, белый как бумага, и твердит как попугай: "Я не виноват. Этот дурень отстегнул ремень". Тут он меня увидел и заругался так, что вообразить невозможно. "Ты, - говорит. Как ты сюда попал? У тебя ж ни хрена парашюта не было". Тут все вокруг запели что-то вроде псалма, а причетник хватает пилота за руку и объясняет, что рука Господа меня спасла, и спасла потому, что у меня в мире есть какая-то работа неимоверной важности, и что-то вроде того, что каждый в его пастве в этот великий день еще больше поверил в неусыпное попечение Господа на троне Его, и как печется Он о самом малом из нас, и прочее в том же роде.
Он даже меня заставил об этом задуматься - о том то есть, что я спасся для чего-то важного. Тут еще пачка докторов подвалила да еще корреспонденты, не знаю уж, кто их всех позвал, и они меня расспрашивали до тех пор, пока у меня вроде крыша уже поехала, тогда их остановили доктора и повезли меня в больницу на обследование.
– Вас на самом деле положили в больницу? - тупо переспросил я.
– И ни на секунду не оставляли одного. Меня тиснули в местной газете под крупным заголовком, и приехал какой-то ученый из Рутжерса или как-то в этом роде. Я ему сказал про антигравитацию, и он расхохотался. А я ему говорю: "Вы же ученый, неужели вы тоже верите в чудо?" А он отвечает: "Есть много ученых, что верят в Бога, но нет ни одного, который верил бы в антигравитацию и вообще в то, что она возможна". А потом говорит: "Вы мне покажите, мистер Андерсон, как это работает, и я переменю мнение".
И оно, конечно, не работало, и до сих пор не работает.
К моему ужасу, Бальдур закрыл лицо руками и зарыдал.
– Возьмите себя в руки, Бальдур! - сказал я. - Должно работать.
Он покачал головой и сдавленным голосом сказал:
– Нет, не работает. Оно работало, пока я в это верил, а я больше не верю. Все говорят, что это было чудо. В антигравитацию не верит никто. Они все ржут, а ученый сказал, что прибор - это просто кусок металла без источника питания и органов управления, а что антигравитация невозможна из-за Эйнштейна, который теория относительности. Джордж, мне надо было вас слушаться. Теперь я никогда не смогу летать, потому что потерял веру. Может быть, никакой антигравитации не было, а просто Бог решил почему-то действовать через вас. Я уверовал в Бога и потерял веру в науку.
Бедняга. Он и в самом деле больше никогда не летал. Устройство он мне вернул, и я отдал его Азазелу.
Вскоре Бальдур оставил работу, переехал поближе к той церкви, где приземлился, и теперь служит там дьяконом. Он там в большом почете, ибо они считают, что на нем почиет десница Господня.
Я посмотрел на Джорджа испытующим взглядом, но на его лице, как и всегда при упоминании Азазела, не отражалось ничего, кроме самой простодушной искренности.
– Джордж, - спросил я, - это было недавно?
– В прошлом году.
– Со всем этим шумом насчет чуда, толпами корреспондентов и аршинными заголовками в газетах?
– Совершенно верно.
– Как вы тогда объясните, что я ничего подобного в газетах не видел?
Джордж полез в карман, достал пять долларов восемьдесят два цента сдачу, которую он аккуратно собрал, когда я расплатился за обед двумя бумажками в двадцать и десять долларов. Банкнот он отложил отдельно и сказал:
– Пять долларов ставлю, что смогу объяснить. Ни минуты не колеблясь, я сказал:
– Отвечаю пятью долларами, что не сможете.
– Вы, - сказал он, - читаете только "Нью-Йорк таймс", верно?
– Верно.
– А "Нью-Йорк таймс", из почтения к той публике, которую она называет "наш интеллектуальный читатель", все сообщения о чудесах помещает мелким шрифтом на тридцать первой странице, рядом с рекламой купальников-бикини, так ведь?
– Возможно, но почему вы не можете предположить, что я читаю даже самые мелкие сообщения о новостях?
– Да потому, - торжествующе объявил Джордж. - Все же знают, что ничего, кроме самых крупных заголовков, вы не замечаете. Вы же проглядываете "Нью-Йорк таймс" только в поисках упоминания своей фамилии.
Немного подумав, я дал ему еще пять долларов. Хотя сказанное им и было неправдой, это, как я понимал, вполне могло быть общепринятым мнением, а с ним спорить бессмысленно.
СУМАСШЕДШИЙ УЧЕНЫЙ
Обычно мы с Джорджем встречаемся где-нибудь на нейтральной территории - в ресторане или на парковой скамейке, например. Причина этого проста: моя жена не хочет видеть его у нас дома, поскольку он, как она считает, "халявщик" - слово, заимствованное у младшей дочери и означающее нелестную характеристику любителя дармовщинки. Я с этим соглашаюсь. К тому же она совершенно иммунна к его обаянию, а я, по какой-то необъяснимой странности, - нет.
