Линкольн Чайлд - Забытая комната
– Я старалась. Правда. Поначалу. Но потом поняла, что с тридцатых годов, в общем-то, ничего не изменилось. А если и изменилось, то не в лучшую сторону. Об остальном можете догадаться сами.
– Не понимаю.
– Вот только этого не надо, доктор Логан. Не притворяйтесь наивным. Вы же виделись с Соррелом.
Логан задумчиво кивнул. Итак, она знала о его поездке в Фолл-Ривер, поездке, из которой он только лишь вернулся.
– Иначе говоря, технологический прогресс решение проблемы не облегчил, а только лишь затруднил. И вы, как можно предположить, поставили крест на попытках усилить благотворные эффекты изобретения и предпочли сосредоточиться на пагубных. То есть переключились на разработку военного потенциала открытия.
– Вы представили ситуацию в упрощенном виде, но в принципе все верно.
– Интересно… – Логан ненадолго задумался. – Если, отказавшись от всех попыток использовать звуковые волны для излечения шизофрении, сосредоточиться единственно на тех эффектах, которые эти волны производят естественным образом, и усилить их, – реакции могут быть в высшей степени неприятными.
– Галлюцинации. Паракузия. Бред. И это было только начало.
– Начало чего?
– Моих настроек.
– Каких именно?
Сжав спинку стула, Бенедикт наклонилась к Логану.
– Знаете, мне даже легче от того, что я могу поговорить об этом с кем-то, кто понимает и даже, может быть, ценит мои усилия. Людей из «Айронхенда» в первую очередь интересовал конечный результат. Мне удалось добиться результатов по двум направлениям: расширить воспринимаемый эффект луча и улучшить его функциональные возможности.
Логан не стал ее останавливать.
– Ни мой дедушка, ни другие участники проекта не исследовали возможности усиления шизоидных эффектов, – продолжала Бенедикт. – Их это не интересовало. Не интересовало и меня… поначалу… до того, как я поняла, что единственное действенное использование устройства – это эксплуатация его так называемых негативных эффектов. На первых порах звуковые волны воздействовали лишь на определенные серотониновые 5-HT2A-рецепторы в лобной коре.
Логан кивнул. На это же намекал и Соррел.
– Мне удалось создать не просто одиночную волну, но гармоническую серию, которая не только производила дополнительный триггерный эффект на мозг, но также усиливала эффекты начальной несущей волны.
– Дьявольский интервал, – пробормотал Логан.
Она непонимающе посмотрела на него.
– Извините?
– Музыкальный интервал в три тона. Был запрещен в церковной музыке в эпоху Ренессанса из-за его предполагаемого дурного, дьявольского влияния.
– В самом деле?.. В общем, эта синергетическая волна – из двух гиперзвуковых импульсов – вызывала, по сути, перегрузку более широкого спектра серотониновых рецепторов. Эффект сохранялся довольно значительное время и после прекращения сигнала – я сама была свидетелем продолжения серотонинергических аномалий в течение восьми и даже двенадцати часов. Теоретически при начальном импульсе достаточной силы их можно было бы импринтировать бесконечно долго.
Бесконечно. По спине у Логана пробежал холодок.
– Вы сказали, что были свидетелем этих аномалий – у кого?
Бенедикт осеклась. Помолчала.
– У подопытных животных.
– А также у Стрейчи. И, возможно, у других – вольных или невольных участников эксперимента – в «Айронхенде»? – Ответа не последовало. – И что это были за аномалии?
– Некоторые я уже перечислила. – Бенедикт вздохнула. – Также, например, перцептивные искажения.
– Как при синестезии.
Она кивнула.
– Всевозможные ложные сенсорные сигналы. Зрительные, звуковые, вкусовые – в сочетании с галлюцинаторными факторами. Эйдетические образы. Смерть эго. Измененное ощущение времени. Катастрофические когнитивные искажения. Полный отрыв от реальности…
– Боже мой! – не выдержал Логан, прерывая это перечисление ужасов. – То, о чем вы здесь говорите, это уже не просто полный психоз – это худший за все времена кислотный трип![21]
– Было время, когда ученые считали, что ЛСД и шизофрения связаны, – как ни в чем не бывало пожала плечами Бенедикт. – В лаборатории сохранились записи о проводившихся на раннем этапе опытов с производными эрготамина – и это за несколько лет до того, как сам ЛСД был синтезирован из эрготамина. Но мой гиперзвуковой интервал намного чище.
– Чище. – Логан с отвращением покачал головой.
– Разумеется, чище. – Голос Бенедикт окреп, глаза ее сияли – она явно гордилась своими достижениями. – Разве не это нам нужно – чистое, эффективное оружие? Самое чистое из ныне существующих.
– Лора, как… – Логан остановился, на секунду сбитый с толку ее логикой. – Неужели вы не понимаете, насколько это все неправильно?
– Неправильно? Я помогаю своей стране.
– Чем? Как?
– Я даю ей новые возможности защищаться. Вы посмотрите, о чем ежедневно рассказывают в новостях, что творится в мире. Нас атакуют – и не на одном фронте, а на нескольких фронтах. Можно сколько угодно требовать честной драки, но наши враги никогда на это не согласятся. Так что без вот этой новой технологии мы просто проиграем войну.
– Но разве у нас уже сейчас не достаточно оружия? А это… это ваше устройство, оно… зло. Немыслимое зло. Свести с ума целую армию или отправить людей в путешествие без надежды на возвращение… Лора, поймите, химическое оружие запрещено не просто так – на то существуют свои причины. Представьте, что произойдет в случае развертывания вашего оружия. Рано или поздно технология перестанет быть тайной, и тогда это дьявольское средство будет применено против наших с вами соотечественников.
Логан замолчал. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Свет снова замигал, но восстановился. Наконец Бенедикт повернулась, открыла дверь лаборатории и вышла в коридор. Логан тут же вскочил, выключил рекордер, сунул его в сумку и последовал за ней.
– Послушайте, я понимаю, – заговорил он, шагая рядом с Бенедикт по длинному переходу. – Отрицание – обычная человеческая реакция. Вы считали – и это понятно, – что с вашим дедушкой обошлись несправедливо. И что оружие с таким огромным потенциалом… ну, оно стоит ваших усилий. И немалых денег.
– Естественно, оно стоит немалых денег. – Бенедикт остановилась и посмотрела на него в упор. – Мой дедушка был блестящим ученым. Он практически в одиночку создал эту технологию. И что? Величайшее творение всей его жизни спрятали, убрали в дальний ящик. Его достижения так и остались непризнанными. А он достоин признания. Он должен быть вознагражден. Моя семья должна получить компенсацию. Это мое, – бросила она, отвернувшись, через плечо. – Я имею на него полное право.
