Андрей Щупов - Холод Малиогонта
- Завтра, Панкратило. Все переговоры завтра. Мои извинения коллегам, а сегодня просто отправимся в путь... - Поднявшись, Чолхан с улыбкой взглянул на Александра. - Надеюсь, в основном ваше любопытство мы все же удовлетворили. Так или иначе мы покидаем эти края, хотя признаюсь, передавать их вам приходится не в самом лучшем состоянии, но так уж вышло.
- Некоторые пассажиры того поезда исчезли. Неужели нельзя было обойтись без этого?
- Сожалею, но все уже в прошлом, - Чолхан поджал губы. - Я уже объяснял, что Марро явился на съезд с подрывной миссией. Его следовало временно изолировать. Но случилась досадная оплошность, вместе с Марро пострадали и посторонние люди.
- Это вы называете досадной оплошностью.
- Хорошо, пусть будет - трагическая. Но что это меняет?
- Не знаю. Но все-таки странно... Всемогущий Орден до сих пор не разобрался с собственной оппозицией?
- Увы, таков наш кодекс. Свою оппозицию мы терпим. В некотором роде мы ее даже холим и лелеем. Расправляются с агрессором, но не с противником... Что-то еще?
Александр замялся.
- Он хочет спросить о майоре, - пояснил Громбальд. - Я правильно интерпретирую?
- Видимо, да, - Александр смущенно кивнул. - Дело в том, что...
Чолхан предупреждающе поднял руку.
- Разделяю ваши сомнения. Поэт из вашего Борейко действительно никудышный. То есть, не то чтобы совсем никудышный, но скажем так довольно-таки среднего уровня. А вы, как я понял, желали бы оставить его на оперативной работе?
- Мне кажется, там он был на своем месте, и если можно...
- Хорошо, это мы уладим. Других пожеланий нет?
И снова вместо Александра встрял всеведающий Громбальд.
- Извините, Магистр, но у него масса желаний. Пожалуй, мы и впрямь опоздаем.
Неожиданно подал голос Панкратило.
- Он считает, что мы обязаны восстановить разрушенное майором.
- Протестую! - Громбальд подпрыгнул драчливым петушком и возмущенно округлил грудь. - Александр Евгеньевич мне, конечно, друг, но, как говорится, истина ближе и дороже. Мы здесь совершенно ни при чем, а спрашивать что-либо с герцогини абсолютно бесполезно. Что вы хотите, женщина! Коварная, испорченная, злая...
- Но сбежала-то она с вашей картины!
- При помощи вашего воришки!
- Кроме того, - добавил Чолхан, - бедствия города успели стать достоянием газет и радио. Вмешиваться в события попросту поздно, а переписывать историю заново не можем даже мы.
- Хотя для Александра Евгеньевича, так сказать, в порядке исключения мы могли бы кое-что сделать, - многозначительно произнес Громбальд. Например, избавить его от тягот первого времени. То есть, такое вот мое скромное предложение. Как говорится, от сердца и от души. Решать, разумеется, не мне.
Чолхан хмыкнул.
- Ну? А вы на это что скажете, господин следователь? - глаза его насмешливо блеснули. - Как вы относитесь к такой категории, как время?
- Вероятно, как всякий нормальный русский, - Громбальд покосился на Александра. - Обожает свое прошлое, ненавидит настоящее и испытывает мандраж перед будущим.
- И все же в данном случае будущее предпочтительнее настоящего. Я прав?
- Не совсем понимаю о чем идет речь, - Александр в замешательстве огляделся. - Просто я полагал, что вам будет нетрудно...
- Магистр! - предупреждающе пробасил Панкратило. - Коллегия ждет вас. И Приакарт уже туточки. До отправления - пятьдесят сердечных сокращений!
И тут же прямо из стены вышел знакомый Александру юноша в огромных очках с деревянной дужкой, с торчащими из карманов ручками и карандашами, все столь же измученный и рассеянный.
- Марат Каримович, что же это такое! Все в сборе, а вы даже не готовы! Учтите, Регинтауас давно уже на вас зуб точит, а зуб у него, сами знаете... Бивень, а не зуб! Заявляю ответственно: нам эта междоусобица совершенно ни к чему!..
С запозданием он увидел стоящего посреди кабинета Александра, и обиженно-возмущенная речь сорвалась на невнятный лепет.
- Тут, я вижу, посторонние. Понимаю... Только и вы поймите. Все ж таки зуб Регинтауаса - это не шутка... Впрочем, удаляюсь. Настоятельно советую не задерживаться...
На глазах Александра в стене - до этого гладкой и вполне монолитной неряшливыми мазками прорисовалась дверь. Человек в очках запоздало стремился сохранить видимость конспирации. Скрипуче и тяжело дверь открылась, пропуская утомленного человека, со стуком захлопнулась. Однако мгновением раньше Александр успел заметить, что толщиной она не превышает бумажного листа. На большее у рассеянного Приакарта не хватило либо времени, либо сноровки.
- Получу выговор, - Чолхан вздохнул. - Ну, да их у меня уже не менее семисот...
- Шестьсот сорок два, - поправил Громбальд, - и семьдесят три строгих.
- Что ж, - хозяин кабинета кивнул. - Поспешим... А предложение твое принимается, Зинка. Стоит, пожалуй, облегчить положение следователя. Маленький прыжок вперед, и все по-старому... - глаза его обратились к гостю. - Что ж, за сим, Александр Евгеньевич, вынужден распрощаться. Проводи его, Зинка.
- С нашим удовольствием! - Подхватив гостя под локоток, Зиновий Громбальд суетливо подбежал к двери, но не той нарисованной, а вполне реальной.
- Пройдите, Александр Евгеньевич. Светлого вам оптимизма и поменьше исканий. Все равно, как говорится, ничего не найдете. Все лучшее, как и все худшее, - в нас самих. Копните глубже - и увидите.
Дверь распахнулась, и Александр машинально ступил за порог. В висках у него зашумело, ткань на плечах с хрустом натянулась и вновь обмякла. Слепящая вспышка заставила его зажмуриться...
19
Глаза он открыл только тогда, когда услышал возмущенный голос Борейко.
- Вы на него полюбуйтесь, господа хорошие! В туалет очередь собралась, народ ждет, переминается, а тут всего-навсего Сашок. Я-то думал, что не меньше роты залезло.
- Между прочим, пока он там прохлаждался, супруга его уже дважды звонила.
- Супруга? - Александр захлопал глазами и вялым шагом прошел в кабинет. Он делал все механически. Чолхан сотворил с ним очередную шутку. Комната, стол, маринованные помидоры - все исчезло. Он находился у себя на работе, а справа и слева, прихлебывая чай, корпели над кипами протоколов Казаренок и Димка Губин. Танцующей походкой следом за ним в отдел вошел Челентано.
- Разговляетесь, братья во Христе?.. А того не ведаете, что на носу разнос у Митрофанушки. Только что созерцал его. Бледный, несчастный, лопочет себе что-то под нос.
- Это он молится, - предположил кто-то.
- А может, прикидывает, сколько осталось до получки.
- Очень сомневаюсь, - Челентано зловеще улыбнулся. - Кстати, звонила Сашкина благоверная, просила связаться. Эй, молодожен, слыхал? О тебе разговор.
