Стефан Гайм - Агасфер
Наместник и префект Каспар Хойер, восседающий на своем судейском месте, наклонился к Эйцену, который, исполняя роль инквизитора, сидел чуть ниже и слева; Хойер шепнул, что, когда начнется допрос, надо сделать его покороче, поскольку госпожа наместница и префекторша приготовила к обеду превосходного копченого лосося, такого нежного, что просто тает на языке, а также утку, фаршированную капустой, и прочие яства.
После этого, уже громко, он велел секретарю судебного заседания объявить имена обвиняемых, чтобы удостоверить их личность и присутствие, а затем огласить само обвинение. Эйцен принял немалое участие в составлении этого текста, что сразу же заметно по обилию благочестивых слов и речений; суть же сводится к изобличениям в отклонении от Аугсбургского исповедания, в принадлежности к секте перекрещенцев и в упрямом нежелании отказываться от заблуждений; несмотря ни на добрые увещевания, ни на христиански суровые наставления, обвиняемые продолжают упорствовать в ереси и в отрицании необходимости крестить младенцев.
После оглашения обвинительного текста господин наместник и префект спросил, не желает ли кто-либо из подсудимых высказаться по сути обвинения, а возможно, даже заявить о своем раскаянии; если таковое желание есть, пусть говорят, пока не начался допрос. Тут Клаус Петер Котес, в некотором роде предводитель подсудимых, сказал, подняв руку: все они, дескать, люди простые, крестьяне и ремесленники, один из них - обойщик; хотя Библию они знают, но в речах неискусны, спорить с учеными господами не умеют, поэтому было бы лучше, чтобы в суде их представлял настоящий проповедник, когда речь зайдет о смысле и значении святого причастия или о первородном грехе; по этой причине они обратились с письмом к своим голландским братьям-меннонитам, прося о поддержке; еще вчера от них должен был приехать ученый человек, самое позднее он приедет сегодня, поэтому они просят суд отложить слушание на несколько часов, чтобы дождаться защитника.
"Что?! - гневно воскликнул Эйцен, чувствуя, что с ним опять могут сыграть злую шутку, как это уже случилось однажды в Альтоне. - Разве не довольно с нас инакомыслия самих обвиняемых, которые выступают против посвященных в сан служителей церкви, а также против светских властей, подрывая основы всего божественного мироустройства? Неужели мы позволим явиться в наше герцогство их главному вольнодумцу, чтобы бесконечно спорить с ним? А может, и вовсе пригласим его на суд в качестве expertum legis Divinae?* [эксперт по Закону Божьему (лат.)] Мы сами достаточно разбираемся в материи, нам не нужны посторонние, чтобы нас поучали, а тем более пришельцы из Нидерландов, где процветает ересь".
Однако честнейший и благороднейший Каспар Хойер, потрогав двойной подбородок пальцем, решил, что нельзя отказывать подсудимым в праве на свидетелей защиты, но заметил, что если эти свидетели будут придерживаться таких же ересей, как и подсудимые, то суд проявит к ним не меньшую строгость, чем к подсудимым; впрочем, срок заседания назначен уже давно, и оно не может быть просто-напросто отложено до тех пор, пока где-то между Амстердамом и Теннингом не сменят подкову захромавшей лошади или не починят сломавшуюся ось экипажа. "А теперь, господин суперинтендант, - заключил он, - задавайте подсудимым ваши вопросы, чтобы по их ответам выяснилось, продолжают ли они упорствовать в ереси или почли за благо обратиться к учению Лютера, как оно записано в Аугсбургском исповедании, и принять голштинское уложение о церкви".
Уповая на Господа, волей которого обезножились бы кони голландского лжепроповедника или сломалась бы его коляска, Эйцен начал свой допрос по хорошо продуманному плану, когда от общего речь незаметно переходила к частному, а в результате все еретики должны были попасться на острые крючки лютеровской диалектики. Однако твердолобые еретики отвечали на хитроумные вопросы дерзко или отмалчивались, а некоторые и вовсе заявляли, что никто не заставит их отказаться от своей веры, даже сам господин суперинтендант, как бы он ни старался.
Подобная строптивость, заметил Эйцен, вызвала у префекта серьезное неудовольствие не только по отношению к подсудимым, но и по отношению к попустительской мягкости, с которой велся опрос. Поэтому он решил прекратить разговоры и увещевания, а уж присутствующим господам пасторам придется с этим смириться, тем более наглым вольнодумцам; видит Бог, он сделал для подсудимых все, что мог, пытаясь цитатами из Священного Писания и рассуждениями о природе Иисуса Христа вернуть к истинной вере; не захотели - пускай сами расхлебывают. Либо они примут таинства крещения и евхаристии, либо понесут наказание, самое мягкое из которых - выдворение за пределы герцогства. Приосанившись и насупив брови, Эйцен спросил обвиняемых: ad primum, следует ли считать, что все люди, за исключением Иисуса Христа, зачаты и рождены во грехе и были по природе чадами гнева, расположенными к злым делам, да или нет?
Котес почувствовал, что наступил решающий момент; этот священник в черном облачении вцепился в них мертвой хваткой, и теперь от его вопросов не отвертеться. Поэтому ответил: "Мы не понимаем, почему должны считаться пребывающими во грехе со времен Адамовых, и не можем согласиться с тем, что зачаты во грехе. На новорожденном нет греха, который мог бы повредить спасению его души. Нам непонятно, почему говорится, будто болезни и смерть являются следствием греха. Ведь так устроено в природе, а человек начал существовать, будучи Адамом до грехопадения".
"Сие есть предосудительное вольнодумство!" - воскликнул Эйцен, следя за тем, чтобы секретарь судебного заседания аккуратно записал его слова. Затем с оглядкой на честнейшего и благороднейшего господина наместника и префекта, дабы и ему, лицу недуховного звания, было понятно, о чем идет речь, Эйцен спросил: ad secundum, согласны ли подсудимые, что надо крестить младенцев и что крещение служит младенцам во благо и во спасение, да или нет?
"В Писании сказано, - ответил Котес, - что все мы живы верою. Следовательно, спасен будет только тот, кто верует и кто крестился ради веры своей".
"Сие есть кощунство", - продиктовал Эйцен секретарю, после чего задал подсудимым вопрос: ad tertium, верят ли они, что Христос муками Своими и жертвой, принесенной ради нас, взял на Себя наши грехи и что поэтому мы благодаря одной лишь вере своей получим отпущение грехов и обретем спасение, да или нет?
"Если мы все спихнем на Христа, то расчистим путь для греха, - ответил Котес. - Мы должны сами сделать все, что в наших силах, чтобы обрести спасение. Как Бог ищет человека, так и человек должен искать Бога".
"Сие есть святотатство", - продиктовал Эйцен и, убедившись, что секретарь записал его слова, пожелал узнать: ad quartum, веруют ли подсудимые, что Иисус Христос воистину питает нас во Святом причастии Своею плотью и поит Своей кровью, да или нет?
