Ларри Нивен - Подарок с Земли
Где голос?
Сплошное молчание. Она слабо улавливала биение пульса в своей сонной артерии, но стоило ей ухватиться за этот звук, как он тоже исчез.
Где Кастро? Бросил ее гнить?
«Говори!»
«Говори со мной!»
«Планк» был велик, но жилая часть занимала менее трети его объема: три кольца отсеков, стиснутых между грузовыми трюмами наверху и атомными посадочными двигателями с водотопливными баками внизу. Чтобы основать самодостаточную колонию, нужно много груза. Много топлива нужно, чтобы приземлить «Планк»: пытаться сесть на управляемой водородной бомбе ядерного двигателя было все равно, что приземляться в паяльной лампе на пуховую перину.
Поэтому жилая часть была невелика. Но она не была и тесной, поскольку кормовые отсеки коридора оборудовались ради удобства всего трех растущих семей.
Вот почему теперешняя комната Иисуса Пьетро для допросов была некогда гостиной с диванами, карточным столиком, столиком для кофе, экраном для чтения, связанным с корабельной библиотекой; с маленьким холодильником. Столы и другие вещи давным-давно были отрезаны от наружных стен горелками и убраны. Но комната оставалась большой, а потому роскошной для космического корабля, где место всегда нарасхват. Она и должна была быть большой. Ее жилец не мог, как из обычной квартиры, выйти в любой момент наружу подышать свежим воздухом.
Теперь, будучи перевернутой, комната стала просто высокой. На полпути к потолку находились двери, ведущие в другие части квартиры. Дверь в коридор превратилась в люк, а дверца прямо под ней, шкаф для хранения скафандров на случай опасности, стала теперь досягаема лишь с лестницы. Полумесяц пола на дне комнаты занимали длинный тяжелый ящик, два охранника, сидящих на стульях, пустой стул и Иисус Пьетро Кастро, закрывающий мягкий загубник переговорной трубки в одном из углов ящика.
— Дадим ей десять минут на обдумывание, — сказал он, посмотрев на часы и заметив время.
Зазвонил его ручной телефон.
— Я в виварии, — доложил майор Йенсен. — Все верно, эта девушка — колонистка в краденой одежде команды. Где она взята, мы пока не знаем. Сомневаюсь, чтобы ответ нам понравился. Нам пришлось накачать девушку антидотами, она умирала от чрезмерной дозы щадящих пуль.
— Никаких признаков, что с ней кто-то был?
— Я бы так не сказал, сэр. Две вещи. Первая — у кресла, в котором она сидела, были отсоединены провода. Ее шлем был мертв, как камень. Сама она не могла этого сделать. Возможно, по такой же причине один из заключенных проснулся сегодня днем.
— А потом освободил других? Я в это не верю. Мы заметили бы впоследствии вырванный провод.
— Согласен, сэр. Так что кто-то вырвал этот провод после того, как она оказалась в кресле.
— Может быть. Что второе?
— Когда в виварии пустили газ, один из четверых полицейских не надел носового фильтра. Мы нигде не смогли найти этот фильтр. Шкафчик полицейского пуст, а когда я позвонил его жене, она сказала, что он унес фильтр с собой. Сейчас он проснулся, но не имеет представления…
— Стоит ли это хлопот? Охрана не приучена к газовым фильтрам. Да и к газу.
— На лбу у этого человека был знак, сэр. Вроде того, что мы нашли сегодня днем, только на этот раз шариковой ручкой.
— О.
— Это означает, что среди Исполнения должен быть предатель, сэр.
— Что заставляет вас так предположить, майор?
— Символ «кровоточащее сердце» не принят ни в одной известной революционной организации. Далее, только охранник мог нарисовать этот знак. Больше никто не входил в виварий сегодня вечером.
Иисус Пьетро проглотил свое нетерпение.
— Может быть, вы и правы, майор. Завтра поизобретаем способы их выкурить.
Майор Йенсен сделал несколько предложений. Иисус Пьетро их выслушал, надлежащим образом прокомментировал и отключился как можно скорее.
Предатель среди Исполнения? Иисусу Пьетро эта мысль была крайне неприятна. Это возможно, и дело не таково, чтобы его игнорировать, но сознание, что Глава питает такое подозрение способно причинить морали в Исполнении больше ущерба, чем любой мыслимый предатель.
Да и в любом случае Иисуса Пьетро это не интересовало. Никакой охранник-предатель не мог бы проникнуть невидимкой в кабинет Иисуса Пьетро. Кровоточащее сердце — это нечто совершенно иное.
Иисус Пьетро вызвал отделение энергетиков.
— Вы ведь сейчас ничем не заняты, не так ли? Отлично. Пусть кто-нибудь из вас принесет мне кофе.
Еще три минуты и он может возобновить допрос.
Иисус Пьетро прохаживался. Он ходил, теряя равновесие из-за неподвижно закрепленной на теле руки — лишний повод для раздражения. Онемение в обезболенной руке начинало проходить.
Да, кровоточащее сердце — нечто совершенно иное. Гнусный символ на стене вивария. Пальцы, сломанные незаметно для их владельца. Рисунок, невесть откуда появившийся на обложке досье, будто подпись. Подпись.
Интуиция — вещь с подвохом. Интуиция говорила Иисусу Пьетро, что сегодня ночью что-то случиться. И что-то случилось, но что? Интуиция, или нечто вроде нее привела его сюда. Конечно, он не видел логических причин все время думать о Полли Торнквист. Известно ли ей на самом деле что-либо? Или подсознание привело его сюда по другим мотивам?
Иисус Пьетро прохаживался вдоль дугообразной внутренней стены.
Наконец кто-то постучал в дверь наверху. Охранники вынули пистолеты и посмотрели вверх. Послышалась возня, потом дверь откинулась вниз и по лестнице спиной вперед спустился человек. На одной руке он балансировал подносом и даже не попытался закрыть за собой дверь.
Космобаржа никогда не была местом, где удобно работать. Везде лестницы. Человеку с подносом пришлось долго спускаться спиной вперед — все протяжение некогда большой удобной, гостиной — прежде, чем он коснулся пола.
Мэтт сунулся в дверь головой вниз.
Лаборант спускался по лестнице, держа кофе на подносе в руке. На полу стояло еще трое, и один из них — Кастро. Когда голова Мэтта появилась в двери, все четыре пары глаз обратились вверх, поймали на миг взгляд Мэтта и опустились.
Мэтт начал спускаться, оглядываясь через плечо и пытаясь смотреть в восемь глаз одновременно.
— Черт подери, Худ, помогите мне встать.
— Вы же не ожидаете, Парлетт, что мы…
— Помогите мне подойти к телефону.
— Мы совершили бы этим самоубийство, — сказал Гарри Кейн. — Как поступит ваша армия родственников, когда узнает, что мы держим вас пленником в вашем же доме?
— Я здесь по своей собственной свободной воле. Как вам известно.
— Но известно ли это им?
— Моя семья пойдет следом за мной. — Парлетт уперся ладонями в подлокотник кресла и с большим усилием встал. Но встав, двинуться он уже не смог.
