Кэролайн Черри - Угасающее солнце: Кесрит
К полудню тучи закрыли все небо, спрятав солнце. Стало холодно. Над развалинами города и порта бушевала буря: все произошло так, как хотела Мелеин.
Мелеин оглянулась на покинутую долину и увидела на ней ужасные молнии, прорезающие черное небо. Что-то шевельнулось в ее душе и передалось дусу, который, почувствовав ее состояние, жалобно завыл.
Но тучи не напоили их влагой, и фляги их были на три четверти пусты, когда они поднялись на высокогорную равнину. Дункан уже начал спотыкаться и шататься от усталости. Он был бы рад остановиться. Но Ньюн боялся, что их обнаружат с самолета, и не хотел останавливаться на открытом месте, даже ради Дункана.
Он часто с тревогой смотрел на Мелеин, но девушка шла спокойно и по ней не было заметно, что она страдает.
Вдалеке на западе, словно мираж, показалась небольшая рощица. Деревья с голыми сучьями, которые переплелись самым невероятным образом. Лишь на кончиках веток виднелись небольшие листочки.
— Там вода, — сказал Ньюн. — Вечером мы устроим привал и сможем напиться вволю.
И смертельно уставший Дункан, собрав последние силы, пошел за ними к деревьям, стараясь не отстать.
Он шел следом, ни о чем не думая.
— Берегись! — крикнула Мелеин, заметив, как и Ньюн, блестящие прозрачные нити, брызнувшие им навстречу.
Ньюн выхватил пистолет и выстрелил прежде, чем Дункан успел сообразить, что произошло. Цветок ветра тут же умер, испустив невыносимое зловоние; его усики почернели. Но на руках, там, где они успели коснулись открытого тела Дункана, усики покраснели, и Дункан, которому усики успели забраться и под одежду, упал на песок и стал кататься, как сумасшедший.
— Ч'ау! — выругал его Ньюн. — Спокойно, лежи спокойно! — И, когда Дункан затих, вытащил ав'тлен и принялся отдирать усики от его тела. Очистив одежду и тело от усиков, Ньюн поставил Дункана на ноги и тщательно осмотрел, чтобы убедиться, что он ничего не пропустил.
Отойдя в сторону, Дункан уселся там, переживая случившееся.
Ньюн песком очистил ав'тлен, на котором могли остаться следы яда цветка ветра. Затем он вытащил из-за пояса маленькую трубочку и аккуратно погрузил ее в мягкое дерево. Оттуда начала капать прозрачная жидкость, чистая от пыли Кесрит.
Он наполнил первую флягу и протянул ее Мелеин, чтобы та могла вдоволь напиться. Вторую флягу, наполнив ее точно также, Ньюн выпил сам, и приготовил третью для Дункана, который уже немного оправился от шока. Землянин все еще лежал на песке и дрожал.
— Всегда нужно помнить, — поучающе сказал Ньюн, — что на Кесрит, в тех местах, где есть вода, всегда поджидают враги и хищники. Тебе повезло — ты легко отделался. Но если бы ты был один, то цветок отравил бы тебя, и ты бы умер.
— Я ничего не вижу, — сказал Дункан и, пересиливая боль, отпил из фляги.
— Когда мы пойдем по роще, — сказал Ньюн, — смотри, чтобы свет бил тебе в лицо: тогда ты сможешь увидеть нити цветка ветра. И внимательно смотри себе под ноги. — Он показал на место, где маленький буровер приготовил свою западню. Ньюн бросил туда гальку. Песок взорвался, мелькнуло что-то бледное, маленький буровер схватил добычу и снова зарылся в песок.
— Он ядовит, — сказал Ньюн, — и даже такой маленький может причинить немало неприятностей. Но они могут вырасти такими большими, что запросто проглотят даже дуса, тогда яд им не нужен. Буроверы прячутся в тени, среди камней, там где есть песок, чтобы спрятаться. Больших буроверов мало. Ха-дусы едят их, пока те не вырастут до больших размеров и сами не начнут питаться дусами. Здесь есть один огромный старый буровер. Мы будем проходить завтра мимо него. Я думаю, что он живет здесь дольше меня. Буроверы — как регулы: чем старше, тем больше и меньше двигаются.
Маленький буровер, которого они потревожили, выскочил из песка, и, шевеля щупальцами, побежал между деревьями и снова зарылся в песок.
Откуда-то выскочил безвредный джо, который тоже поспешил укрыться от незваных гостей и быстро исчез среди деревьев.
— Выпей воду, — сказал Ньюн измученному Дункану, почувствовав жалость к нему. И, пока Ньюн готовил им ужин, Дункан медленно допил воду. Они могли бы поесть мяса буроверов, хотя оно безвкусным и твердым, как резина, но в этот вечер Мелеин очень устала и им пришлось сделать привал гораздо раньше. Они ничего не ели с прошлой ночи. Он великодушно позволил Дункану съесть столько же, сколько и они: все-таки Дункан нес весь груз, в том числе и пищу.
Внизу, в долине, по-прежнему сверкали молнии — к несчастью для регулов.
Они легли спать рядом с дусом, греясь о его теплое тело. Они спали спокойно, зная, что дус и во сне надежно охраняет их.
Утром Ньюн собрал все вещи и, после долгого раздумья, неохотно взвалил на себя несколько свертков с одеждой и пищей. Так что мешок землянина заметно уменьшился.
— Если ты не будешь смотреть, куда идешь, — сурово сказал Ньюн, — достанешься буроверу, а он не будет тебя кормить и укрывать, как мы.
Человек посмотрел на него, заметив на лбу Ньюна свежую царапину — память о встрече с цветком ветра. Ньюн не думал, что землянин забудет его вчерашние слова о том, что кел'ен не понесет вещи. Угрюмый взгляд Ньюна говорил Дункану: не вздумай напоминать мне о том разговоре.
Но Дункан сказал:
— Я быстро все запоминаю и усваиваю.
Ньюн понял, что среди многих вещей, которые Дункан усвоил здесь, была и вежливость кел'ейнов.
20
Воздух был невообразимо удушливым. Страх регулов наполнял его. Было темно, горели только лампочки двух пультов и аварийного освещения. Энергия была отключена. Завод питьевой воды полностью бездействовал. Правда, воду можно было отыскать на Кесрит, но регулы не были уверены, что они ее найдут, а к тому же они не торопились выходить на зараженные территории.
Хулаг еще не распорядился сделать это. Он прикажет, Ставрос в этом не сомневался, когда его самого будет мучить жажда.
Тележки ездили только на батареях. Батарей было мало, но у Ставроса и Хулага — старейших — было сколько угодно энергии, пищи и воды. Ведь молодые должны поддерживать старших. Ставросу стало немного жаль секретаря Хаду, который распределял жалкие остатки пищи и воды среди трех сотен молодых регулов. Помещение, где они находились, было таким крохотным, что молодым регулам было негде спать, но тележки могли здесь разъезжать свободно. Юнцы уступали им дорогу с почтением, которое граничило с поклонением. Но ведь в старших была вся их надежда на спасение. Они почти не разговаривали, с надеждой глядя на Хулага.
А иногда Ставрос замечал, что некоторые из них, заснув, уже больше не просыпались.
«Бай, — просигналил он, медленно набирая на экране буквы регулов, — мне кажется, что некоторые молодые регулы больны."
