Курт Воннегут - Фантастические изобретения (сборник)
Я искоса взглянул на него. Молодой человек моего возраста, задумчивый. Я бросил взгляд на бумаги. Диагноз по-латыни, имя и фамилия — Рудольф Дизель.
"Дизель?"
— У вас точно такое же имя, как у изобретателя двигателя внутреннего сгорания, — заметил я.
Он поднял голову и взглянул на меня так, словно только что увидел.
— У меня не точно такое же имя, я и есть этот самый изобретатель, — сказал он.
Значит, мания величия. И как оригинально: не Цезарь, не Наполеон, а Дизель. Парень с воображением, а в скобках заметим — какой-нибудь студент, разум которого но выдержал столкновения ни с наукой, ни с жизнью.
— Вы мне, конечно, не верите…
Так он начал, а я слушал его рассказ со все большим интересом, забыв, с кем имею дело.
— Вы мне, конечно, не верите… Вы смотрите на меня и видите своего сверстника, который выдает себя за пожилого человека, погибшего тридцать пять лет назад. Да… это было ровно тридцать пять лет назад… если бы я жил обычной жизнью, если бы пережил обе войны, то мне сейчас было бы ровно девяносто. Однако все пошло по-иному с той ночи, когда я пересекал Ла-Манш. Об этом вы можете прочесть в любой книжке по истории техники: великий исследователь исчез бесследно на пути в Англию. Все только строят догадки о том, что это было: то ли самоубийство из-за финансовой катастрофы, то ли убийство, поскольку Дизель встал кому-то поперек дороги. Мне писали… впрочем, тогда я не читал, я познакомился со всем этим только за последнее время… То есть перед тем, как меня забрали сюда, — поправился он и продолжал: — Я действительно исчез из этого мира, но особым образом, представить такое было невозможно ни тогда, ни даже сейчас. Я отступил в прошлое.
Он задумался, а у меня его последние слова вызвали в памяти уэллсовскую машину времени. Неужели фантазия великого писателя свела с ума этого молодого человека?
— Вы, наверное, вспомнили о повести Уэллса, — заговорил он, словно прочитав мои мысли. — Вы думаете, что я, воспользовавшись какой-нибудь такой фантастической машиной, помчался в прошлое или в будущее. Я высоко ставлю Уэллса, но такая машина может существовать только в воображении писателя. По крайней мере я так считаю. И прошу мне верить: я занимался этими проблемами больше, чем кто-либо другой. Впрочем, когда молодой Эйнштейн опубликовал свою теорию относительности, сущность времени и содержание этого понятия интересовали многих физиков. Странное дело: каждый из них рассматривал — теоретически, конечно, — возможность передвижения во времени вперед или назад, но все считали, что время движется всегда в одну и ту же сторону: от прошлого к будущему. Эта уэллсовская машина, о которой, впрочем, я не раз беседовал с Гербертом, должна была занимать соответствующее место во времени, прошедшем или будущем; дальше все происходило бы, как обычно, то есть после нынешнего дня наступил бы следующий, и так далее. А из моих расчетов следовало, что построить такую машину невозможно: нельзя по желанию ускорить течение времени, перескочить в будущее или прыгнуть в прошлое. Конечно, в прошлое можно попасть, но только одним путем: изменив направление хода времени.
— Вы, разумеется, читали, что я испытывал денежные затруднения, — помолчав, продолжал он. — Так это и было. Я использовал все свои средства, чтобы построить прибор, служащий для поворота времени вспять. Повторяю: не машину времени, а скорей стрелку, как на железной дороге. В конце концов мне удалось построить генератор, создающий поле, где время течет в обратную сторону. Это было сравнительно простое устройство, получавшее энергию от аккумуляторов, а те в свою очередь заряжались от агрегата, движимого морскими приливами и отливами. Таким образом, при достаточно хорошем исполнении самой аппаратуры можно было рассчитывать, что она будет работать без коррекции десятки лет. Десятки лет! Одного дня, одного часа, проведенного в поле с обратным ходом времени, хватило бы, чтобы доказать верность моих исходных положений и правильность принципов, на основе которых я создал свою аппаратуру. Вот так я напал на формулу Фауста, на рецепт возвращения к молодости. Я должен был остановиться, подумать, посоветоваться… но я устал, жизнь мне надоела. Что может быть проще, чем наладить соответствующим образом генератор и начать жить в обратном направлении, возвращаясь к молодости? У меня не было сил бороться с этим стремлением, потому что не было сил бороться с противоречиями жизни. Итак, в ночь с 29 на 30 сентября 1913 года для меня началась новая жизнь — обратным ходом.
Он умолк, а я вытащил портсигар и жестом предложил ему закурить. Он отказался:
— Нет, нет! Спасибо. Я еще не привык, то есть уже отвык от курения. Я начал курить только на двадцать пятом году жизни — разумеется, первой жизни; когда я снова достиг этого возраста, я бросил курить. Вам, видимо, трудно все это понять, потому что трудно представить себе обратный ход жизни. Это что-то вроде фильма, который показывают от конца к началу. Вы наверняка видели в кино такие фокусы: пловец выскакивает из бассейна и становится на трамплин, на высоте нескольких метров над водой. Так вот, каждый час, каждая минута моей новой жизни похожа на такой «обратный» фильм. В этом мире день начинался вечером и кончался утром. Я ходил спиной вперед, а речь у меня была такой, какая слышится из… как это называется?.. из магнитофона с запущенной в обратную сторону лентой. К столу я садился сытым, вставал голодным, а на пустых тарелках появлялись горячие кушанья. В первые часы моей новой жизни это меня очень забавляло, потом стало удивлять. Но я уже не мог вернуться обратно. Генератор был поставлен на момент, когда я достигну двадцати лет, и я должен был дожить до этого времени, двигаясь обратным ходом, подобно тому как для вас независимо от вашего желания время может течь только в сторону будущего. В конце концов я к этому привык.
Но поверьте, это было трудно, очень трудно. Я часто мечтал о самоубийстве, но оно оставалось для меня недостижимым. Ведь моя жизнь была предопределена заранее, и я не мог умереть в том возрасте, который уже пережил однажды, тем более что я отступал в сторону молодости. Кстати, поэтому тяготы моей — что бы вы там ни говорили — необычной жизни не только не подтачивали моего организма, а, напротив, возвращали ему силы. С каждым годом я чувствовал себя все лучше, физически становился все крепче. Время от времени я болел, причем болезнь начиналась с медленного выздоровления и кончалась резким ухудшением самочувствия, после чего я сразу же выздоравливал.
Он задумался. Как и многие люди, он явно ощущал потребность поделиться с кем-нибудь всем пережитым, но ему было трудно рассказывать о событиях своей жизни по порядку. Наконец он продолжил:
