Александр Казанцев - Дар Каиссы (сборник)
– Вот видите, какая психологическая игра шахматы! Вы не учли, до чего же я боялся играть с этюдистом! Ведь я уже хотел сдать партию и только ждал вашего хода пешкой на b3, чтобы сложить оружие, а вы вдруг поставили меня в тупик, заставили еще раз подумать.
– Как? Вы не нашли этого выигрыша при домашнем анализе?
– Конечно, нет! У меня и в мыслях не было, что здесь можно выиграть. Я даже отчаянно ругал себя, что испортил вам воскресенье дурацким доигрыванием. Психологически я был уже уничтожен вашей смелой жертвой коня на с5. Только скверный мой характер и привычка все доводить до конца заставили меня делать ходы. Но когда вы в бесспорно для себя выигранном положении вдруг сделали «этюдный ход», я решил, что этюдисту виднее. Должно быть, тут что-то есть.
– И задумались на пятьдесят пять минут?
– Поверьте, я не пожалел бы, если б флажок упал, – настолько увлекло меня решение «этюда». Но я не мастак решать этюды, потому так долго и думал. Но теперь, пожалуй, могу к ним пристраститься. Я реагировал на ваш странный ход прежде всего не шахматным, а психологическим анализом. Я ведь психолог по специальности. Почему знаменитый этюдист после домашнего анализа столь странный делает ход? Не провокация ли это?
Став в ваше положение молодого человека, я решил, что сам на вашем месте поступил бы именно так. Значит, великий этюдист видит в позиции больше, нежели я, рядовой шахматист. Вы мне подсказали, что надобно искать решение! Ну, а ежели оно есть – а в это я поверил после вашего странного хода h3, – то его все-таки можно найти, затратив пятьдесят пять минут или больше. Для меня огромная честь выиграть партию у человека, чье произведение с восхищением отметил сам Владимир Ильич Ленин.
– Что? Что? – ошарашенный, переспросил я.
– Для меня большая честь выиграть партию у всемирно известного этюдиста Платова.
– Дрездемона! – сказал «турок», слышавший наш разговор.
Я молча подозвал юношу судью с черным пушком над губой и попросил его вернуть отобранные бланки нашей записи. Ничего не понимая, он вернул их мне, а я протянул бланки партнеру.
– Исправьте, пожалуйста, – указал я на его бланк и назвал свою фамилию.
– И познакомьтесь, пожалуйста, с Михаилом Николаевичем Платовым, – и я оглянулся на стоявшего рядом с «турком» своего болельщика.
– Вот как? – удивился партнер, протирая очки. – А я слышал, что в вашей команде играет сам Платов, и когда мне шепнули, что против меня сидит этюдист, я и решил, что это он и есть.
– Я тоже проиграл, – с улыбкой признался Михаил Николаевич.
– А я только еще ползаю, – сказал я, смотря снизу вверх на Платова.
– Ну нет! Тут вы взлетели, – запротестовал партнер. – Я вам благодарен за радость, которую получил, решив этюд.
– Значит, я сам виноват в собственном проигрыше? – печально подвел я итог. – Моя мина оказалась не коварной, а роковой.
– Играть надо, а не в этюды играться, h3! Идиосинкразия!
И тут я понял, что хотел выразить «турок», когда мы шли с ним после моего блистательного поражения обедать в один из павильонов парка.
Михаил Николаевич Платов утешил меня:
– А все-таки хорошо, что вы так сыграли! Этюд сделаете.
Я совсем не так делаю этюды. Я начинаю всегда с конечной позиции, как с вершины пирамиды. Словом, дом начинаю строить с крыши, а потом приделываю к ней все расширяющиеся этажи вариантов. Этот этюд единственный, родившийся у меня в процессе игры, в весьма драматической обстановке кражи ордена у знаменитого скрипача. Может быть, потому я долго не возвращался к этой отложенной партии и совсем забыл ее.
Но однажды, возвращаясь из Ленинграда, я попал в одно купе в «Красной стреле» с сыном великого скрипача, тоже знаменитым скрипачем. Мы оказались с ним взаимными поклонниками.
Я рассказал ему всю эту историю: как проиграл партию, как был свидетелем и даже чуть ли не виновником утраты его отцом ордена и как утешился на одном из военных концертов, увидев на лацкане фрака замечательного музыканта тот же орден, оказывается восстановленный специальным решением. И я признался попутчику, что забыл игранную тогда партию. Он очень просил меня вспомнить ее. Мне пришлось восстановить все по идее, начиная с крыши. И я посвящаю получившееся произведение памяти замечательного скрипача и шахматиста Давида Ойстраха.
Пластинка из слоновой кости
Шахматы возникли в Индии около 570 года нашей эры.
Г. Мэррей. История шахмат.Баренцово море!
Качка началась страшная. Чемоданы вырвались из-под койки и вот уже час носились вместе со стулом по каюте. Встать не было сил. Тело взлетало высоко вверх, потом проваливалось в бездну. К горлу подступал комок, зубы сжимались.
И все же предстояло идти в кают-компанию! Капитан Борис Ефимович требовал, чтобы пассажиры непременно являлись к обеду.
Палуба накренивалась, убегала из-под ног. Вокруг корабля висел непроглядный туман. Капитан нарочно отошел подальше от Новой Земли, хотя именно на нее держал курс. Он оставался самим собой, Борис Ефимович, неторопливый, выжидающий и все же успевавший сделать за рейс больше всех других капитанов.
Когда я добрался наконец до кают-компании, капитан сидел на председательском месте, невысокий, сухой, подтянутый и, как всегда, приветливый. Он встретил меня веселым, чуть насмешливым взглядом. Я мог утешиться, посмотрев на бодрых моряков, сидевших по одну сторону стола, и таких же жалких, как я, страдавших от качки, пассажиров по другую его сторону.
– Неужели против морской болезни нет средств? – спросил я доктора, с ужасом поглядывая, как моряки принялись за ненавистную мне сейчас еду.
Врач пожал плечами, а капитан ответил за него:
– Есть средство. Мы, моряки, стараемся работать побольше.
– Поставьте нас кочегарами, – взмолился я.
– Смотрите, припомню! – пригрозил капитан и вдруг спросил: – А в шахматы кто играет?
Оказалось, что играть умеют все, кроме старшего механика Карташова.
– Турнир, что ли, организуйте, – предложил капитан.
– Какая тут игра! – махнул рукой второй помощник, глядя на наши зеленые лица.
– Не скажите, не скажите, – серьезно возразил капитан. – Шахматы для нас, полярников, большое дело! Они приходят на помощь в очень тяжелых случаях. Вспомните челюскинцев. Раздавленный корабль на дно пошел. Остались люди на голом льду за тысячи миль от жилья. Самолеты в Арктику тогда еще почти не летали. А челюскинцы на льду шахматный турнир устроили. Играть в шахматы можно было только при крепкой вере в помощь, которую пришлет им Советская страна. И пришла помощь, пришла… шахматный турнир едва закончили.
