Йен Уотсон - Книга Реки
Может быть, она свернулась, когда Червь сомкнул челюсти. А может команда «Йалин» тащила ее… Я дернула за веревку три раза, но ответа не было. Ждала ли меня лодка? Я засмеялась. Теперь это не имело значения, ни малейшего.
Вскоре я добралась до конца тоннеля, где веревка, перевалившись через край, исчезала в черной дыре.
— Червь, освети горло!
Появился слабый свет, и я пожалела о своей просьбе. В темноте я бы пробиралась вперед, пока не добралась до выхода. Теперь, когда я увидела, что меня ждет, на меня накатил приступ клаустрофобии. Мне придется нырнуть головой вперед в эту дыру. Интересно, если я застряну, сможет ли Червь меня выплюнуть?
К чему раздумывать? Я полезла. Быстро, потому что стенки были скользкими. Я прошла поворот и стала постепенно выбирать веревку.
Вверх. Вверх. Над собой в неясном свете я видела веревку, которая, как главный корень растения, свисала с какой-то крышки, закрывающей проход. Протиснувшись вперед, я попыталась открыть эту крышку. Тщетно. Может, если я ее открою, веревка освободится и я грохнусь вниз.
У меня в мозгу возник образ: люк, который открывается только в одну сторону — и только если его сильно потянуть.
— Что же делать? Беспомощно вися на веревке, я пыталась открыть крышку.
Появился второй образ: подбородок Червя уходит под воду; его челюсти открываются, и из уголка рта торчит веревка (словно он криво усмехается, и эта усмешка относится ко мне); потом тонны воды врываются в его горло.
Если это единственный путь…
Я приготовилась. Крепко сжав веревку обеими руками, я закрыла глаза и задержала дыхание.
— Я готова, давай!
Проход открылся. Наверху что-то захлюпало и зашлепало. На лицо мне упало несколько капель, а потом хлынул мощный поток. Меня чуть не смыло.
Но как-то я поднималась вверх, цепляясь за веревку и преодолевая водопад… Я все еще находилась под водой. Почему, ну почему я не взяла с собой этот чертов шлем? Если я сейчас не сделаю вдох, я взорвусь.
Наверху слабо маячил мой мир. Выше, выше. Я отчаянно боролась с беспощадной смертью, а река заливала мне глаза и нос. Я отфыркивалась, жмурилась — и видела наверху дневной свет.
Горло снова сжалось, водопад прекратился, и во рту осталась только маленькая лужица воды. К счастью, жалоносцев поблизости не было, и ни один из них не попал внутрь вместе с водой. (Может быть, Червь мог ими управлять?)
Сжавшись в коМок в углу его рта, я смотрела на реку. Небо и облака. Смутные очертания какой-то лодки—и на борту желтой краской приветливая надпись: мое имя.
Я потрясла головой, чтобы вылить воду из ушей. Я не слышала голосов, но это было неудивительно. Лодка стояла там, где крики о помощи никто бы не услышал.
— Отлично, Червь! Открой рот пошире!
Когда его челюсти раскрылись, я, пошатываясъ, встала во весь рост. Отодвинув занавес слюни, я встала на губе. Мокрая веревка тянулась по воде к подъемному вороту. Лодка отошла от прежнего места пядей на двадцать, утащив за собой якорь, и повернулась боком.
Вся команда выстроилась на палубе и смотрела на меня.
— Эй, там! — закричала я. — Какое сегодня число? После неизвестно скольких дней шепотов, словно
прорвав плотину, на меня обрушился гром голосов. Лодия, Делли, Спарки и Сэл начали было забрасывать меня вопросами, но Пэли рявкнула: «Заткнитесь!» — и ответила мне:
— Прошло уже семь дней войны.
— Хорошо, — крикнула я. — Я остановлю войну! И сделаю это так…
Я рассказала им; они слушали, затаив дыхание. Думаю, что мне поверили только Пэли и Сэл.
— Пришлите мне сюда еды и воды. На тот случай, если я проголодаюсь.
— А как ты будешь спать? — крикнула Пэли.
Вряд ли мне придется спать. Я уже спала под кустом, на дереве, в грязи и во мху, на набережной в Сверкающем Потоке и совсем недавно в чаше с туманом.
— Я не буду спать, но мне нужна одежда и полотенце—я насквозь мокрая! Когда все пришлете, отцепите канат. Снимайтесь с якоря. Гоните старушку «Йалин» на всех парусах!
Так как лодка стояла далеко и трап было не добросить, началась дискуссия, как выполнить мою просьбу. Вскоре на воду была сброшена лохань для стирки белья, в нее опустили узел с одеждой и продовольствием и кинули мне конец веревки, к которой была привязана лохань. Подтянув ее к себе и взяв все что нужно, я оттолкнула лоханку, и она поплыла прочь.
— Эй! — возмущенно крикнула Маранда.
Не обратив на нее внимания, я разделась, оставив только корсаж, который нужно было терпеть. К счастью, он был водонепроницаемым. Я насухо вытерлась полотенцем и надела новые сапоги, брюки и куртку.
— Да, передайте сигнал вниз по течению! Пусть все джеки, кто на реке, причаливают к берегу!
— Есть! — Пэли отвязала канат. Я подтянула его к себе и свернула кольцом, оставив петлю на конце, чтобы за нее держаться. Большая часть каната, конечно, осталась в пищеводе Червя. Таким образом он оказался у меня как бы на привязи.
Команда подняла якорь, поставила паруса, и лодка отчалила. Спарки уже начала сигналить. Я стояла во рту Червя, мою грудь туго охватывала веревка.
— Червь! — я передала ему этот образ.
Я встретила неожиданное сопротивление. Образ величия. Могущества. «Но я Бог», — казалось, говорил он.
— Так порази меня молнией! — ответила я. — Если это тебе не по вкусу.
Вдалеке действительно зарокотал гром, хотя он был где-то за Ущельями. Я поняла, что Червь просто готовится, внутренне перестраиваясь, поскольку гром вскоре затих. Это был даже и не гром, а что-то вроде выхода скопившихся в кишках газов. Наступила тишина. Пещера, в которой я недавно находилась, должно быть, выпустила воздух.
Больше ничего не произошло, но я продолжала передавать образ. Теперь-то Червь меня не обманет! Но он уже начинал сдаваться — вот что означал дальний гром.
— Йалин. — Его голос ясно зазвучал у меня в голове. — Я помогу тебе, потому что ты помогла мне.
— Чепуха, у тебя просто нет выбора. И потом, помогать людям — это твой долг, если ты Бог.
— Долг? Вот как? Мой долг — это… знать, кто я. Знать, что представляет собой другое Божество.
— А почему не оставить все как есть, Червь? Охраняй реку й ее женщин.
— Другой Бог видит и слышит все, что здесь происходит, девочка! Мне нужны Ка его слуг.
— Ты получишь их сколько угодно, когда мы наведем порядок после того, что ты устроил.
— А потом мы будем свободны? Ты и я?
Это был почти что призыв. В Черве начало появляться что-то человеческое. Не было уже этого «Я Червь Мира!» Может, в этом и был его секрет: становясь Богом, он в то же время становился похожим на человека? Теперь он уже не был огромной губкой, которая всасывает человеческий разум; он начал превращаться в личность, которая по-своему права? В личность, у которой есть и мои черты?
