Кристофер Прист - Машина пространства
Только тогда, когда я твердо усвоил, в каком направлении мне двигаться и какое расстояние придется преодолеть, я устремил взгляд за пределы города, в сторону гор, у подножия которых он раскинулся.
Сперва мне, признаться, померещилось, что это даже не отдельная гора, а округлое плоскогорье: его вершина не прорисовывалась с полной четкостью, а становилась в выси еще более расплывчатой и туманной. Лишь когда глаза немного приспособились к расстоянию, я догадался: ощущение нечеткости вызвано тем, что я смотрю параллельно склону. В действительности же гора настолько грандиозна, что большая ее часть уходит за горизонт, а высота соперничает с изгибом поверхности планеты. Где-то далеко-далеко, на самой границе видимости, я едва различал выпуклость, которая, вероятно, и была вершиной, — белый конус с облаком дыма над вулканическим кратером.
По первому впечатлению казалось, что высота горы не превышает двух-трех тысяч футов; но если принять в расчет кривизну поверхности планеты, то смею заверить, что точнее будет взять цифру совершенно иного порядка: от десяти до пятнадцати миль над уровнем пустыни! Подобные масштабы, можно прямо сказать, лежали за гранью восприятия человека с Земли, и прошло минут десять, не менее, прежде чем я смог окончательно поверить в то, что вижу.
Я уже собирался перелезть обратно на скалу и спуститься вниз, когда краем глаза уловил по левую от себя руку какое-то движение. По пустыне в направлении города медленно вышагивал один из многоногих экипажей. Чуть позже обнаружилось, что экипаж не один, их несколько десятков, — вероятно, те самые, которые были доставлены сюда в снарядах, разбросанных там и сям по пустыне. Мало того, кроме экипажей я различил многие десятки наблюдательных башен: иные стояли подле экипажей, иные укрылись в тени скал наподобие той башни, которую оседлал я, — а скальных обнажении между мною и городом было немало.
Я давно уже понял, что полет, в котором мне поневоле пришлось участвовать, являлся предприятием военного характера, ответной вылазкой в отместку за нашествие на Город Запустения. Только мне представлялось, что объектом вылазки станет какой-либо второстепенный неприятель: исходя из силы агрессора, я никак не думал, что потерпевшие поражение дерзнут на прямое контрнаступление. Однако я ошибался. Город, на который нацелились экипажи, был огромен, и довольно было еще раз пристально взглянуть в его сторону, чтобы уяснить себе, до какой степени он защищен. Внешние его границы, к примеру, прикрывал настоящий лес наблюдательных башен; местами они ограждали купол так густо, словно вокруг него возвели частокол. А пустыня близ города так и кишела боевыми экипажами; они выстраивались в четкие порядки, как черные железные солдаты перед парадом.
И всему этому воинству противостоял жалкий отряд атакующих, в чей лагерь забросил меня случай! Я насчитал во всем отряде каких-нибудь шестьдесят многоногих наземных экипажей и около пятидесяти башен.
Картина предстоящей битвы настолько заворожила меня, что я на миг совершенно запамятовал, где нахожусь. В самом деле, я позволил себе гадать о том, какова боевая роль наблюдательных башен, совершенно выпустив из виду то обстоятельство, что теперь мне надо лишь оставаться на месте — и все прояснится. Наиболее логичной представлялась мне догадка, что многоногие экипажи устремятся в атаку на город, в то время как башни останутся охранять снаряды, в которых мы прилетели.
До поры казалось, что так оно и есть. Экипажи медленно, но неуклонно продвигались к городу, а башни — те, что не прятались вблизи скал, — одна за другой поднимали свои платформы до полных шестидесяти футов над почвой.
Я решил, что мне лично следует отступить на исходные позиции, и повернулся к скалам, впрочем, не отпуская перилец. И тут случилось нечто, чего я при всем желании предвидеть не мог. Справа от меня послышался легкий шум, и я оглянулся в недоумении. Из-за отвесной стены скал на простор пустыни вынырнула еще одна наблюдательная башня.
Башня шла. Три ее опоры служили ногами, и эти ноги, сверхъестественно сгибаясь, переступали под платформой!
Я и ахнуть не успел, как башня, на которой я находился, вдруг накренилась и словно упала вперед. Все башни, сколько их ни было вокруг, выдернули ноги-опоры из песка и устремились следом за наземными экипажами.
Спрыгивать с платформы и искать безопасности на скалах было уже поздно: от скал меня отделяли добрых двадцать футов пустоты; Я сжал перильца изо всех сил, а шагающая наблюдательная башня уносила меня все дальше навстречу битве.
4
Что толку было теперь упрекать себя за непредусмотрительность: фантастическая машина уже шагала со скоростью двадцать миль в час и разгонялась все более. Ветер свистел в ушах, волосы развевались, глаза слезились.
Наблюдательная башня, которая прошла у скал рядом с моей, держалась на несколько ярдов впереди, но ход мы сохраняли равный. Благодаря этому я сумел рассмотреть, как треножники ухитряются переставлять свои внешне неуклюжие ноги-опоры. В сущности, они были всего-навсего увеличенной копией суставчатых ног наземных экипажей, но в данном случае впечатление достигало в своей чужеродности ошеломляющей силы. Когда башня шла полным ходом, то в любой отдельно взятый момент почвы касались одновременно лишь две ноги, и то на самый короткий срок. Вес башни постоянно перемещался с одной ноги на другую, а две ненагруженные ноги, освободившись, взмывали вверх и вперед. Верхняя платформа на ходу слегка наклонялась вправо, но из самой равномерности ее движения вытекало, что под платформой скрыто какое-то устройство, гасящее мелкие толчки на неровностях почвы. Конечно же, на своем ненадежном насесте я чувствовал себя далеко не безопасно, но покамест перильца, сжатые мертвой хваткой, давали мне достаточную уверенность, что простая качка меня вниз не сбросит.
Тем не менее, пока острота момента не миновала, я клял себя за недогадливость: следовало сообразить, что башни должны быть маневренными. Правда, до сих пор мне ни разу не доводилось видеть их в движении, но ведь все мои прошлые домыслы о назначении этих башен просто не выдерживали критики!
Между тем скорость башен все нарастала. Они широкой дугой приближались к вражескому городу.
В авангарде развернутым строем шли экипажи. С обеих сторон их шеренгу замыкали четверки башен. Позади, второй шеренгой протяженностью около полумили, двигались еще десять наземных экипажей, а за ними врассыпную — все остальные башни, включая и ту, на которой съежился я в страхе за свою драгоценную жизнь. Мы неслись с такой скоростью, что ноги машин вздымали тучи песка и пыли, и укусы песчинок, поднятых шагающими впереди, жгли мне лицо. Моя башня мчалась безостановочно и ровно, двигатель мощно гудел.
