Айзек Азимов - Фонд и Империя
Торан рывком поднялся, жаждущими, напряженными руками схватил за горло помещика:
— Ты пойдешь с нами! Ты нам нужен, чтобы мы точно добрались до корабля.
Два часа спустя в кухне корабля Бэйта приготовила потрясающий домашний пирог, и Магнифико отметил возвращение в космос, набросившись на него, пренебрегая всеми манерами поведения за столом.
— Вкусно, Магнифико?
— У-гу.
— Магнифико?
— Что, госпожа?
— Что это ты там играл?
Шута передернуло:
— Я… Я лучше не скажу. Я выучил это однажды, а визисонор сильно влияет на нервную систему. Конечно, это была дьявольская штука, и она не создана для таких невинных, как вы, моя госпожа.
— Ой, да ну, Магнифико. Я не такая уж невинная. Не льсти. Я видела то же, что они?
— Надеюсь, нет. Я играл это исключительно для них. Если вы видели что-то, то это было лишь край его, то было издали.
— И этого было достаточно. Ты знаешь, что Принц потерял сознание?
Магнифико мрачно проговорил, глядя поверх большого, облитого кремом куска торта:
— Я убил его, моя госпожа.
— Что? — Она судорожно сглотнула.
— Он уже был мертв, когда я остановился — или мне пришлось бы продолжать дальше. Мне было наплевать на Коммасона. Его самой большой угрозой была смерть или пытки. Но, моя госпожа, этот Принц дьявольски смотрел на вас, и… — Он остановился от смешанного чувства негодования и смущения.
Бэйта почувствовала, как ею овладевают странные мысли, усилием воли подавила их.
— Магнифико, у тебя такая тонкая душа.
— О, моя госпожа… — Он наклонил покрасневший нос к пирогу, но почему-то не ел.
Эблинг Мис глянул в иллюминатор. Трантор был уже близко — он невероятно ярко сверкал металлическим покрытием.
Торан стоял рядом с ученым. Он горько сказал:
— Мы прилетели зря, Эблинг. Люди Мула опередили нас.
Эблинг Мис потер лоб рукой, потерявшей свою прежнюю округлость. Он что-то нечленораздельно промычал в ответ.
Торан сказал раздосадовано:
— Послушай же, эти люди знают, что Фонд пал. Послушай…
— А? — Мис удивленно поднял взгляд. Затем он мягко взял Торана за руку и совершенно без всякой связи с предыдущим разговором сказал:
— Торан, я… Я смотрел на Трантор. Знаешь… У меня престранное чувство… с тех пор как мы очутились на Неотранторе.
Это какое-то нетерпение, которое толкает и толкает изнутри. Торан, я могу сделать это, я знаю, что могу. Все так отчетливо в моем мозгу — никогда не было такой ясности.
Торан посмотел на него и пожал плечами. Эти слова не придали ему никакой уверенности.
Он непонимающе произнес:
— Мис?
— Да?
— Ты не видел корабль, который прибыл на Неотрантор, когда мы покидали его?
Последовал быстрый ответ:
— Нет.
— Я видел. Может, это мое воображение, но мне показалось, что это тот самый филианский корабль.
— С Капитаном Притчером на борту?
— Космос знает, с кем на борту. То, что рассказал Магнифико… Он следовал за нами сюда, Мис.
Эблинг Мис промолчал.
Торан энергично спросил:
— Что с тобой случилось? Ты плохо себя чувствуешь?
Глаза у Миса были задумчивые: блестящие и странные. Он не ответил.
23. Руины Трантора
Нет сложнее проблемы в Галактике — найти что-нибудь на огромной планете. Трантор. Нет ни континентов, ни океанов на протяжении тысяч миль. Нет ни рек, ни озер, ни островов, на которых мог бы остановиться глаз, пробившись сквозь гряды облаков.
Покрытая металлом планета была, вернее, когда-то была, одним колоссальным городом, и только старый Императорский Дворец можно было распознать из космоса. «Бэйта» облетела всю планету почти на высоте воздушной машины — и вновь продолжила мучительный поиск.
Из полярных регионов, где ледяные покрытия металлических конструкций свидетельствовали о разрушении или запустении устройств кондиционирования погодных условий, они направились на юг. Порой они могли узнавать, с поправками, иногда с очень значительными поправками, то, что видели в действительности и что показывала им неточная карта, взятая на Неотранторе.
Но наконец они безошибочно увидели это. Дыра в металлическом каркасе планеты была миль в пятьдесят. Необычная зелень простиралась на сотни квадратных миль, включая в себя великолепие древних резиденций Императора.
«Бэйта» зависла в воздухе и была сориентирована. Они ориентировались только по гигантским дамбам. Длинные прямые стрелы на карте — гладкие блестящие ленты под ними.
То, что карта обозначала как Университетский Городок, было найдено по наитию. Над плоской территорией, которая когда-то была шумным космодромом, корабль снизился.
И, только спустившись, они попали в хаос металла, который сверху походил на гладкое прекрасное видение, на поверку оказавшееся разбросанными, разбитыми, покинутыми обломками, оставшимися от Разбоя. Спиралевидные шпили были срезаны, гладкие стены скручены, искорежены, и на мгновение мелькнул будто выбритый участок земли, метров пятьдесят в квадрате, черный и вспаханный.
Ли Сентер подождал, пока корабль осторожно приземлится. Это был чужой корабль, явно не с Неотрантора, и он про себя вздохнул. Чужие корабли и запутанные дела с людьми из открытого космоса могли означать конец недолгих дней мира, возвращение к старым напыщенным временам войн и смерти. Сентер был руководителем Группы, он отвечал за старинные книги, и в них он читал о тех старых временах. Он не хотел, чтобы они возвращались.
Прошло, может быть, минут десять, пока странный корабль удобно устроился на равнине, но много воспоминаний успело пронестись в голове за это время. Сначала была огромная ферма его детства, которая всплыла в памяти лишь как огромное скопление людей. Затем последовало переселение молодых семей на новые земли. Ему было тогда десять, он был единственным ребенком, озадаченным и испуганным.
Затем были новые строения, огромные металлические пластины были выкорчеваны с корнем и отброшены в сторону, верхний слой земли был перепахан, удобрен и укреплен; соседние строения были снесены и сровнены с землей; другие были переделаны в жилые дома.
Урожаи должны были расти и созревать, мирные отношения должны были налаживаться с соседними фермами…
Были рост и развитие, и спокойное умелое самоуправление. Вырастало новое поколение упорных маленьких подростков, приросших к земле. Тот день, когда его выбрали руководителем Группы, был величайшим днем, и впервые со дня своего восемнадцатилетия он перестал бриться, и обнаружились первые признаки колючей Бороды Руководителя.