Даниэль Галуйе - Тринадцатый этаж
Он резко умолк, очевидно поняв, что сказал что-то не то. Он мог бы исправить свою оплошность, продолжив речь чем-то вроде «…партия и мистер Сискин не имеют никакого отношения друг к другу».
Однако Хит не сделал этого. Он запаниковал. И, обратившись в бегство, лишь невольно подтвердил мои слова.
Уже одного этого могло оказаться достаточно. Но тут слово взяла еще и Дороти. Она подняла мегафон и спокойно произнесла в него:
— То, что говорил Дуглас Холл, — правда. Я — личный секретарь мистера Сискина. Я могу подтвердить каждое слово мистера Холла.
Я облегченно расслабился и увидел, как толпа резко двинулась по направлению к зданию компании. Но тут же я закричал от боли, когда Оператор, очевидно недовольный моим успехом, выжал из диссонирующей связи все, что мог, дабы заставить меня страдать.
Джинкс воскликнула:
— Он подключился!
Почти обезумев от боли, я кивнул.
И вдруг луч лазерного пистолета толщиной с карандаш пронзил сверху мое плечо. Падая, я заметил полицейского, вскарабкавшегося на крышу надстройки.
Я протянул руку, чтобы оттолкнуть Джинкс, но моя рука прошла через пустое место. Джинкс не было. Она наконец-то удалилась в свой мир.
Ее исчезновение поразило полицейских, но лишь на мгновение. Еще один лазерный луч пронзил мою грудь. Третий разрезал поперек мой живот. Четвертый отсек половину челюсти.
Кровь фонтанами лилась из ран. Я упал, перекатился один раз и провалился в бездну.
Когда ко мне вернулось сознание, я ощутил под своим телом мягкую кожу и вес чего-то тяжелого, туго обхватывавшего мою голову.
Совершенно не понимая, в чем дело, я лежал неподвижно. Я не чувствовал ни боли, ни жгучих потоков крови из множества ран. И хотя секундой раньше я корчился от злых мук, причиняемых диссонирующей сопереживательной связью, теперь я пребывал в полнейшем покое.
И тут я понял, что не чувствую боли потому, что у меня нет никаких ран!
Сбитый с толку, я открыл глаза и мгновенно оказался окружен со всех сторон видом неизвестного помещения.
Хотя в этой комнате мне никогда прежде не приходилось бывать, я сразу понял, что технические приспособления, заполнявшие почти все пространство, относятся к симулектронике.
Опустив глаза, я увидел, что полулежу в кресле, очень похожем на то, которым пользовался для вхождения в связь с реактивными единицами симулятора Фуллера. Подняв руки, я снял с головы шлем и принялся рассматривать его, недоумевая, откуда он взялся.
Рядом со мной стояло еще одно кресло. На его кожаной поверхности все еще сохранялась вмятина, сделанная человеком, занимавшим его в последний раз; судя по глубине вмятины, он находился в кресле весьма долго. Неподалеку на полу лежали остатки разбитого шлема, который, очевидно, либо уронили, либо отбросили в сторону.
— Дуг!
Услышав внезапно прозвучавший голос Джинкс, я вздрогнул.
— Лежи тихо! Не двигайся! — взволнованно прошептала она. — Надень шлем!
Джинкс находилась слева от меня, стоя перед панелью огромного пульта управления. Она принялась торопливо щелкать тумблерами и кнопками.
Поняв, что ситуация не терпит промедления, я выполнил ее просьбу и поспешно откинулся на спинку кресла. Мое смятение усилилось еще больше.
Я услышал, как кто-то вошел в комнату. Серьезный мужской голос произнес:
— Занимаетесь депрограммированием?
— Нет, — ответила Джинкс. — Это не обязательно. Холл нашел способ обойтись без депрограммирования. Просто сейчас мы приостановили работу машины, чтобы произвести несколько базовых модификаций.
— Прекрасно! — воскликнул мужчина. — Члены совета будут рады это услышать.
Он подошел ко мне.
— А Холл?
— Он отдыхает. Последняя сессия была очень тяжелой.
— Скажите ему, что я по-прежнему считаю: ему следовало бы согласиться на отпуск, прежде чем он снова запустит симулятор.
По звуку удаляющихся шагов я понял, что человек ушел.
И внезапно я вспомнил о том дне, когда в мой офис вломился Фил Эштон в образе Чака Уитни. Подобно Эштону я тоже каким-то образом пересек электронный барьер между мирами! Но вот каким?
Дверь закрылась, я поднял глаза и увидел, что рядом стоит Джинкс.
Ее лицо осветилось улыбкой, когда она наклонилась и сняла с меня шлем.
— Дуг! Теперь ты здесь, наверху!
Я молча сидел, уставившись на нее.
— Разве ты не понимаешь? — продолжала она. — Когда я то и дело спрашивала тебя, вошел ли Оператор в контакт, я делала это для того, чтобы вернуться в нужный момент!
— Ты убрала проекцию, — сказал я, начиная понимать, что к чему. — И оказалась здесь. Ты знала, что застанешь Его во время сессии сопереживательной связи. И ты резко увеличила напряжение в цепи, которую Он использовал до максимума!
Джинкс кивнула:
— Дорогой, это можно было произвести только так. Он собирался уничтожить целый мир, когда мог бы его спасти.
— Но почему ты не сказала мне о том, что собиралась сделать?
— А как я могла? Если бы я тебе сказала, то Он бы тоже об этом узнал.
По-прежнему испытывая сильнейшее потрясение, я поднялся с кресла. Не веря тому, что со мной произошло, я ощупал грудь, живот, челюсть. Казалось почти невероятным то, что на мне не осталось ран. Затем я подумал о том, что же произошло там, по ту сторону барьера. Поскольку я поменялся местами с тем, другим Холлом, то мое смертельно раненное тело стало его телом как раз в тот момент, когда ему, этому телу, оставалось сделать последний вдох!
Бродя как пьяный по комнате, я подошел к сияющей металлической поверхности одного из модуляторов и увидел свое отражение. Сколько ни присматривайся, это был я — такой же, каким я был всегда. Джинкс не преувеличила, когда сказала, что физические аспекты оператора Холла и виртуального Холла идентичны.
У окна я посмотрел вниз на вполне знакомую панораму улицы: мобильные пешеходные ленты, аэромобили, летящие вдоль разграничительных линий, посадочные площадки, люди, одетые точно так же, как одеваются реагенты в моем мире. Но с какой стати что-то должно отличаться? Мой виртуальный город представляет собой четкий аналог этого города, чтобы служить выполнению своих функций, не правда ли?
При более внимательном наблюдении я заметил, что ощутимая разница все-таки есть. То тут, то там шагали люди, которые совершенно спокойно курили сигареты. Здесь, наверху, не принимали тридцать третью поправку. И стало ясно, что одной из функций моего искусственного мира является проверка выполнимости запрета на курение табака.
Я резко повернулся к Джинкс:
— Но сможем ли мы здесь выжить?
