Александр Маслов - Звезды без пощады
Куда делись Лисичкина с Ириной и Лена Чудова с Ракитиным, мичман в точности не знал. Когда его толкали мимо выработки в полу, которую теперь важно называли: «карьер», Светлану с Ирой люди Гудвеса завернули к проходу, отмеченному здоровенной табличкой «Шоссе Р» — раньше ее не водилось. Туда же ушли сумки вместе с профессорским важно-семенным чемоданом. Елена Владимировна с Ракитиным вроде как отстали перед площадью. У них имелась некоторая возможность нырнуть между хаток и затеряться — дружинники их за собой особо не тянули.
Шевельнув за спиной пальцами и прикрыв глаза, Сергей подумал о Гармаше. Майор оказался единственным из их неудачливой группы, избежавшим плена. Вовремя он застрял с багажом в туннеле. Присоединиться ко всем Юра, вероятно, успевал, а что не вышел к дружинникам или не затеял перестрелку, так правильно сделал. Стрелять в его положении выглядело полной бессмыслицей. Ну, завалил бы одного-другого из Перцевых людей, взамен свои все полегли. А так у Гармаша оставался шанс сберечь свою шкуру, там, глядишь, и помощь какую оказать Елене Владимировне, рядовому Ракитину, может Светлане с Ириной. Лугину, конечно, вряд ли. Потому что Перец не из тех людей, что любят прощать.
Не успел мичман подумать о Перце, как за соседней стенкой, возникла суета, и появился он сам, легок на помине вместе с Гудвесом.
Вошел следом за чернявым, державшим на плече калаш с подствольником. Остановился у стопки блоков и скривил пасть пренебрежительной улыбкой.
— Как же так, сученок, вышло? — поинтересовался он. — Мы тебя по-братски Лужком нарекли, доверили первое важное задание привести профессора, а получилось, тебя самого сюда под стволом возвращать надо?
— Вот такая неприятная байда, — Лугин оскалился ему с полной взаимностью. — Это я дорогу в потемках попутал.
— Ты Владиславу Михайлычу не хами, слышь, — чернявый угрожающе навис над мичманом.
— Не уважаешь, значит? — поинтересовался Гудвес, присев на корточках в обнимку с бутылкой «Сибирской короны». — Порядки наши презираешь и решил тихо сдрыстнуть с дружками, заодно увести важного для нас человека? А оно вон как хреново обернулось. И главное, важный человек теперь с дыркой в животе, неизвестно выживет или нет, а ты, говнюк, здесь сидишь живехонький. Вдобавок хамишь главе администрации.
— Ну, давай Лужочек, колись, как все было с самого начала: от чего ушли, куда собирались, и как у вас за туннелем вышло, — Перец придвинул пенолитовый блок и устроился рядом с Гудвесом. — Вываливай свою лапшу на уши. Только имей ввиду: я ее сверю по цвету и ширине с тем, что расскажут твои бабы. Если брехню обнаружу, обижусь еще больше. И на них и на тебя.
Врать по большому счету Сергей не собирался. Если Перцу так дорога правда, то он без напряга может опросить по отдельности Хитрову и Красину, затем все это сопрячь с его, Лугина, версией событий. Только зачем нужна ему эта правда? Итак, наглядно все: хотели свалить из Нововладимирска. Кто здесь не хочет? Любого спроси хоть на проспекте Ленина, хоть на Шоссе Р, да в любом из секторов — исчезнуть отсюда желают если не все, то почти все. Даже в окружении самих администраторов, наверняка найдется уйма народа, подумывающего как бы очутиться подальше от Серебряного столба. Ну, правда, так — правда. Мичман шмыгнул носом и преподнес, как все было. Только несколько преувеличил свою инициативу в начале истории. Мол, едва вернулся с площади в хату, всем рассказал, как головы резали, и натолкнул на вывод, что выжить под администраторами невозможно. И про исчезнувшего майора решил не то, чтобы совсем скрыть, а чуть исказить истину. Гармаша он вообще не упомянул как отдельную личность, а присовокупил его к солдатам и называл всех одним обтекаемым словом: «военные». Двоих военных застрелили, один запропастился бог знает куда: сгинул во враждебных биотронах с барахлом.
Перец с Гудвесом слушали его треп без особых эмоций, изредка переглядываясь и прихлебывая пиво. Даже когда Лугин живописно преподнес гибель солдат-мальчишек, бровью не повели.
— Значит, на себя все берешь? — уточнил Влад, когда Сергей замолчал. — Сожителям своей хаты мозги накрутил, увел их от нас, сволочей, в поисках лучшей жизни?
Мичман кисло кивнул, а Перец поймал его подбородок двумя пальцами и вскинул повыше, с мрачной тяжестью заглядывая в глаза.
— За это уважаю, — процедил он. — Экая ты скотина забавная. Ну редкая сволочуга. Губешки расквашены, морда синяя, а поди ж ты, до сих пор герой. Даже сдается мне, в прошлом случае с беглым приговоренным ты немного прибрехал. Не так сильно он тебя в плечо, что ты нашим ребятам под ноги.
— Нормально он меня в плечо, — без эмоций отозвался мичман.
— Как же ты так брешешь, будто один с ножом уделал троих матерых зеков со стволами? — хмыкнул Перец, завозившись в кармане куртки. — Вот в это трудно поверить — остальное вроде складно.
— Не один я их. У военного был ПМ. Без него вообще без вариантов. Я успел только одного пырнуть, второго подстреленного добил, — повторно объяснил Сергей.
— Лужок, а чего ты такой твердолобый? Ну чисто дебил с нечесаной жопой, — Гудвес отхлебнул пива и презрительно глянул на мичмана. — Вроде же нормально прошлый раз расстались. И внятно тебе сказали: отсюда никуда не денешься. Хоть из штанов выпрыгни, из Нововладимирска не уйдешь. Или ты нас за лохов принял? Думаешь, мы про тот туннель и восточную пещеру не знаем?
— Да мало ли как, — пожал Сергей плечами. — Может, и не знаете.
— Лужок, Лужок… Расстроил ты меня. И хочется с тобой сделать, как зеки с профессором — так было бы справедливо. Ненавижу, когда меня люди подводят, которым стараешься верить, — Влад в задумчивости забарабанил пальцами по натянутой плащевке. — Нечего перед тобой тут распинаться, но так, ради справедливости. Ты вот своим из хаты причесывал, что мы такие зверюги, невинным людям головы режем за пару бутылок водки. А знаешь, что эти невинные люди, водку сперли из нашего городского общака, который стратегический запас для всех. И не раз сперли, а два — сперва-то мы их простили. Вот и тебя мы первый раз как бы простили. Теперь чего?
— А вы мне что родители, чтобы прощать? — мичман хмуро усмехнулся.
— Хамит, Влад Михайлович, — заметил чернявый, все нянчивший на руках АКС. — Чего с ним базарить.
— В том-то и дело, что не родители, — Перец медленно поднялся с пенолитового блока. Прошелся до узкого недостроенного оконца и замер там, посматривая, как круговой ветер треплет брезентовку, закрывавшую ящики. Брезент натянули, разумеется, не от дождя — откуда здесь такая блажь? — а от вороватых дружинников, повадившихся таскать бутылки со спиртным.
