Джулия Лонг - Любовь в награду
Ла Вею было известно, что младшую сестру Александры приняли в академию.
– Низкое желание? – усмехнувшись, переспросил он.
– Да. – Александра была абсолютно серьезна.
Внезапно Филиппу вспомнился смех Элайзы, то, как он становился выше или ниже, напоминая музыку. Для него это смех был такой наградой, что он был готов сделать все что угодно, только бы заслужить его.
Вспомнились ее песни, у которых не было музыки, зато была впечатляющая рифма.
Ее яблочные пироги.
Выражение ее лица, когда она смотрела на сына. От этого ее взгляда у него перехватывало горло.
Тихий вскрик, родившийся в ее горле, когда он целовал ее.
Мягкая, Боже, такая мягкая податливость ее губ.
Его желание, возникающее в нижней части тела.
А вот влечение Элайзы, кажется, было порождением ее внутренней добродетели, свойственного ей тепла.
Разнообразные чувства обуревали ла Вея, но самым сильным из них оказалось не свойственное ему чувство холодной ярости.
Слушая Александру, он, кажется, неожиданно понял желание толпы избавить аристократов от их голов.
– Уверен, вы поймете мою просьбу разъяснить ваши слова, учитывая, что миссис Фонтейн служит в моем доме, – спокойно сказал он.
– О, я уверена, что она довольно безвредна и ее умение управлять домом не вызывает сомнений, но ее прошлое… Боюсь, оно весьма неприятное.
Последнее слово леди Придо произнесла шепотом.
Ла Вею так и хотелось сделать что-то шокирующе неприличное, например дотянуться руками до Александры и яростно растрепать ее волосы. Он так и представлял, как бы она завизжала при этом.
– Успокойтесь, Александра, удивить меня невозможно. Ведь ваша тонкая натура сумела выдержать воспоминания о том случае, когда вы узнали о… низких желаниях миссис Фонтейн. Не будете ли вы так любезны говорить конкретнее?
Леди Придо заморгала, услышав, что тон Филиппа стал в некотором смысле агрессивным. Потом она глубоко вздохнула, явно наслаждаясь тем, что он считает ее чувствительной, тонкой, и, понизив голос, быстро заговорила:
– Его звали мистер Эдвард Блейлок. Он был сыном адвоката и сам учился на адвоката в Лондоне, а в школу приехал, чтобы повидать свою младшую сестру. Мне говорили, что он весьма красив, – учительницы то и дело судачили о нем. Но его внимание привлекла Элайза Фонтейн. Они вместе гуляли, он посещал званые вечера… В общем, его ухаживания ни для кого не были тайной. Но в один прекрасный день он исчез. А спустя девять месяцев она родила сына. Вся эта история держалась в тайне, и лишь несколько человек обо всем знали, а она продолжала работать в академии. Но… как вам известно, ее имя не миссис Блейлок. По вполне понятной причине.
Похоже, конечности Филиппа лишились чувствительности. Ему было знакомо это ощущение, оно возникало в кратчайше мгновение между уколом шпагой и началом боли.
Внезапно прекрасное звездное небо показалось ему пугающе бесконечным и равнодушным.
Что должна была почувствовать Элайза, узнав о своей беременности?
«Отец Джека ушел», – сказала она.
«Весьма красивый» отец Джека ушел.
– Филипп!
Кажется, он ничего не отвечал ей довольно продолжительное время.
– И от кого же вы узнали все это, Александра? – спросил принц.
Его голос звучал спокойно и уверенно, но он слышал себя как будто издалека. Ла Вей все еще чувствовал какое-то странное опустошение и ждал, когда его охватят подходящие моменту эмоции. Сейчас он не смог бы описать свои чувства.
Наступила интригующая пауза.
– Одна из служанок в академии поделилась со мной этой информацией, – наконец ответила леди Придо.
Ла Вей хранил молчание.
Похоже, это озадачило Александру, и она торопливо продолжила:
– Без сомнения, мисс Эндикотт позволила ей сохранить работу на некоторое время, несмотря на ее моральное падение, что, согласитесь, весьма рискованно, потому что академия зависит от пожертвований богатых благотворителей и платы за обучение воспитанниц.
– Думаю, у мисс Эндикотт была серьезная причина оставить ее, – заметил Ла Вей.
– И весомая причина в конце концов уволить, – ехидно добавила Александра.
У Филиппа появилось странное чувство, что слова Александры сложились в историю женщины, которая стала для него более близкой, чем любая другая. Ему захотелось разорвать их, словно они были сетью, которую набросили и на Элайзу, и на него самого.
Где она занималась любовью с Эдвардом Блейлоком?
Его рука медленно сжалась в кулак.
Где, черт возьми, этот Эдвард Блейлок?
– Представьте себе мужчину и женщину, занимающихся любовью. Ведь это ужасно шокирует!
Александра не уловила сарказма в его замечании.
– Думаю, это именно то, что делают все мужчины и женщины. – Леди Придо ласково прикоснулась веером к руке принца, словно закрепляя за собой будущее право делать это с ним. – Но где же ее здравый смысл? Или, по крайней мере, способность сдерживать себя? Бедняжка! – страстно добавила Александра с фальшивым сочувствием. – И как только женщина может быть столь беззаботной? Хотя, по правде говоря, только такие, как она, и могут предложить мужчине…
Медленно повернувшись, Ла Вей посмотрел на Александру.
– Такие, как она? – переспросил он, как будто она говорила с ним на не совсем непонятном языке. – Должен признаться, я никогда не встречал таких, как она.
Его все сильнее охватывало раздражение.
– Святые небеса! Я тоже! – передернув плечами, гордо проговорила Александра, обладавшая не только красотой и девственностью, которые она могла предложить мужчине, но и огромным, накопленным поколениями ее семьи состоянием. – По крайней мере, она на время нашла себе место здесь. Полагаю, все мы со временем находим себе место.
– Да, все мы находим себе место, – очень медленно, с иронией произнес Ла Вей. – Как приятно узнать, что вы столь же мудры, сколь и красивы, Александра.
Поскольку этот комплимент никак не вязался с тоном ла Вея, леди Придо повернулась и вопросительно посмотрела на него, склонив голову.
Она приоткрыла рот. Потом закрыла его.
– Вы слишком добры, – сказала она. Воспитание позволяло ей дать ему возможность сомневаться.
Миссис Фонтейн никогда бы не позволила себе этого.
Филипп был достаточно тактичен, чтобы почувствовать себя смущенным. Он посмотрел на Александру – на ее милое и такое знакомое лицо. Ее ответы и мнение были легко предсказуемы, и все это вместе почти утешало.
Есть своя красота в традициях и обязанностях, в ритме и ожиданиях. Когда твоя жизнь включает головорезов, прячущихся за углом, пиратов, карабкающихся на палубу корабля под прикрытием утреннего тумана, твоих родных на гильотине, когда твоя удача зависит от того, какой стороной упадут кости и не утонет ли твой корабль, прежде чем будет продан груз, предсказуемость порой успокаивает.
