Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные
– Или на симфоническом концерте.
Тиффани искоса посмотрела на Клементину.
– Шоу под душем? – переспросила Клементина.
– Да, ты стоишь под душем, пока клиент сидит на диване и смотрит, как ты трешь себя губкой или как вы намыливаете друг друга, если вас две. Мне нравились шоу под душем. В клубе становилось очень жарко и душно, приятно было освежиться.
– Понятно, – сказала Клементина.
Боже правый! Шоу под душем. Интересно, стошнит ее или нет? Вполне вероятно, что стошнит.
– Больше не рассказывать? – спросила Тиффани.
– Рассказывай. – Она прикрыла глаза, увидела Руби и снова открыла их. – Говори! – повторила она более громко.
Итак, следующие двадцать нереальных минут, пока Клементина всматривалась в стоп-сигналы едущих впереди машин, желая, чтобы они погасли, Тиффани говорила и говорила, и слова эти плыли над Клементиной, и она теряла нить рассказа, улавливая лишь обрывки. «Подиумы в частных кабинетах были очень твердыми, и надо было приносить с собой эти пушистые коврики… некоторым девушкам приходилось выпивать перед работой, но у меня… был развит состязательный дух, однажды вечером я подумала – к черту все это…»
Пока наконец они не подъехали к дорожному ограждению. Ярко мигали сигнальные огни, буксировщик медленно поднимал за бампер маленькую красную искореженную машину. Полицейский взмахнул рукой, и Тиффани произнесла совершенно другим тоном:
– Вовремя.
Она нажала на педаль газа, и ни одна из них не произнесла ни единого слова, пока они не въехали на парковку перед больницей.
Глава 59
– Так это сработало? – спросил Оливер. – Ты вспомнила что-то еще?
Они сидели за обеденным столом и ели приготовленную им курицу с карри. За окном дождь перешел в морось, словно собирался прекратиться, но Эрика не обольщалась. На полированной поверхности красного дерева не было ничего, кроме необходимых вещей: сверкающих столовых приборов и тарелок, термосалфеток, безупречной чистоты стаканов с охлажденной водой на подставках. Ни один из них прежде не предполагал, что у него войдет в привычку обедать за подобным столом. Перед началом трапезы они всегда обменивались кратким взглядом, выражающим признательность друг другу за пространство и порядок.
– Нет, – ответила Эрика. – Фонтан исчез. Место забетонировано. Задний двор как будто весь в шрамах. Мне стало грустно.
– Полагаю, они не хотят ничего вспоминать.
– А вот я хочу, – возразила Эрика.
Она осторожно положила нож и вилку. «Перестаньте размахивать столовыми приборами!» – говорит, бывало, Пэм Клементине и ее братьям. Только Эрика слушалась.
Клементине нравилось подчеркивать что-то с помощью вилки.
– Да, – сказал Оливер. – Понимаю.
– Знаешь, я записала все – что помню и не помню.
На самом деле она набрала все на компьютере и сохранила как Memory. doc в надежде, что профессиональный подход принесет профессиональное решение.
– Хорошая мысль.
Оливер слушал ее, но она чувствовала, что он прислушивается также к бульканью дождевой воды, низвергающейся из переполненных водосточных желобов на заднюю террасу. Он беспокоился о том, что начнет гнить древесина.
– Помню, как вышла из дома со стопкой тарелок в руках. – Воспоминания Эрики были как вспышки строба – включился, выключился. – А в следующий момент я в фонтане, и ты тоже там, и мы поднимаем Руби, но не могу вспомнить ничего, что было перед этим. Совершенный провал. Не помню, как увидела Руби или добралась до фонтана. Вдруг я просто там, в нем.
– Ты выронила тарелки и побежала. Стала громко звать Клементину и потом побежала. Я видел, как ты бежала.
– Да, но почему я этого не помню? Почему не помню, как подумала: «О господи, Руби в фонтане»? Как я могла это забыть?
– Шок, алкоголь, лекарство – все эти вещи. По правде, я считаю, тебе надо постараться не думать об этом.
– Да, – вздохнула Эрика, снова беря вилку. – Я знаю. Ты прав.
Надо было бы сказать ему, что Клементина согласилась стать донором яйцеклеток. Жестоко держать при себе информацию, которая очень его обрадует.
– Как там, в доме у матери?
– Так плохо в последнее время еще не было.
– Мне жаль. Жаль, что тебе пришлось поехать одной.
– Все нормально. Я много не делала. Наверное, сдаюсь. Плохо, что соседка продает свой дом.
– Понятно, – тщательно жуя, сказал Оливер. – Да, это проблема.
Она понимала, что он все взвешивает.
– Она хорошо к ней относилась, – сказала Эрика.
– Нам надо с ней поговорить. Узнать, когда к ней будут приходить покупатели.
– Боюсь, мама попытается нарочно ей напакостить. Просто из вредности.
– Возможно.
Оливер тоже рос в окружении бессмысленной злобы, но принимал ее как плохую погоду, в то время как Эрика сопротивлялась и возмущалась, пытаясь найти во всем смысл. Она вспомнила, как мать рассмеялась, когда разорвался мешок с мусором. Зачем она смеялась? Разве было смешно?
– Мы разберемся с этим, – сказал Оливер. – Забудем о сути и сосредоточимся на внешней стороне. Только это и важно, пока соседка не продаст дом.
Когда доходило до проблем с Сильвией, он всегда был восхитительно-спокоен.
Когда он понял, насколько расстраивается Эрика после посещений дома матери – а это бывало пару раз на неделе, – он поначалу настаивал, чтобы она просто отказалась ходить туда, но чувство ответственности Эрики в отношении матери не могло этого допустить. Ей надо было удостовериться в том, что жилищные условия матери не приведут к пожару и не представляют угрозу для здоровья. Итак, Оливер разработал, разумеется с помощью электронной таблицы, график посещений. Идея состояла в том, что Эрика будет навещать мать вместе с Оливером всего шесть раз в году и при каждом посещении проводить там по шесть часов, вооружившись перчатками, масками и мешками для мусора. Они не будут больше приходить на ужин, как могли бы к нормальной матери. Какой жалкой шуткой всегда были эти приглашения на ужин. Сильвия обещала приготовить еду, какой кормила Эрику в детстве – давным-давно, пока не исчезла кухня и она была хорошей стряпухой, – но еда никогда не появлялась. И все же каждый раз Эрика в глубине души верила, что это произойдет, хотя прекрасно понимала, что кухней Сильвии больше нельзя пользоваться. «Я немного устала, – говорила Сильвия. – Давайте закажем что-нибудь с доставкой». Эти вечера всегда заканчивались криками по поводу состояния дома. Теперь Эрика больше не упрашивала мать поискать профессиональную помощь. Оливер помог ей осознать, что Сильвия никогда не изменится. Никогда не вылечится. Оливер сказал Эрике: «Это тебе нужна профессиональная помощь. Ты не в силах изменить ее, но можешь научиться правильно реагировать на нее». Так она и сделала.
Он станет самым замечательным, спокойным и мудрым отцом. Она представила себе, как он объясняет устройство мира сыну, мальчугану с яркими голубыми глазами, как у Холли и Руби, сидящему за столом с ними, и у него есть своя термосалфетка и свой стакан воды. Их ребенку никогда не придется есть, сидя на кровати, потому что обеденный стол исчез под грудами хлама. Друзья их ребенка смогут приходить поиграть в любое время. В любое время! Даже на ужин. У них тоже будут термосалфетки.
Таким был план. Такой была мечта. Подарить ребенку бесценный мир обыкновенного детства. Просто Оливер виделся ей в этой мечте гораздо более ясно, чем она сама.
Скажи ему, велела она себе. Просто скажи. Он это заслужил.
– Сегодня опять звонила Клементина, – сказала она. Маленькая ложь. – Пока я была у мамы.
Оливер поднял голову, и она увидела в его глазах такую откровенную надежду, что ей стало не по себе.
– Она с радостью это сделает, – сказала Эрика. – Станет донором яйцеклеток.
Позволю ей это сделать. Они спасли жизнь Руби. Жизнь за жизнь. Клементина у них в долгу. Пусть сделает это.
Оливер аккуратно положил нож и вилку по обе стороны от тарелки. Его глаза сияли.
– Ты думаешь… – начал он. – Тебя волнует, что она предлагает из ложных побуждений? Из-за Руби?
Эрика пожала плечами. Жест этот казался каким-то неестественным. Она не собиралась говорить ему о том, что случайно услышала. Его это только расстроит. А ей будет стыдно. Она не хотела, чтобы Оливер узнал, что лучшей подруге на самом деле на нее наплевать.
– Она говорит, что дело не в этом, но мы, пожалуй, никогда не узнаем, верно? Так или иначе, но это справедливый обмен. Мы спасли Руби, а она дарит нам ребенка.
– Гм… ты шутишь?
– Скорей всего, не шучу, – задумчиво произнесла Эрика. – Пожалуй, я серьезно. Мы действительно спасли Руби жизнь. Это факт. Почему бы им не отплатить нам, сделав что-то в ответ? И разве имеют значение ее побуждения?
Оливер задумался.
– Да, имеют, – сказал он. – Разве нет? Если на самом деле ей не по себе? Если она не сделала бы этого в противном случае?
– Ну, так или иначе, ей надо посетить консультанта в клинике. Перед следующим этапом. Безусловно, консультант обсудит с ней все эти вещи. Ее мотивы. Ее… психологическое состояние.
