Джон Браннер - Квадраты шахматного города
«Удивительно, – подумал я, – как мало порой мы знаем о человеке, пока он жив». Именно поэтому после смерти Дальбана я узнал о нем гораздо больше, чем мне было известно при его жизни.
К концу дня прояснились причины происшедшего. Предприятиям Хосе Дальбана грозил финансовый крах. Подобно многим дельцам, он манипулировал главным образом чужими средствами. Так случилось, что на данный, момент дефицит составил громадную сумму. И вот тут-то Луи Аррио воспользовался случаем, чтобы расправиться с Дальбаном.
Аррио постепенно установил контроль над всеми кредиторами Дальбана, скупил у них закладные, завладел авансами под ценные бумаги, а затеи уведомил Дальбана, что намерен получить с него по всем векселям. Общая задолженность составляла около двух миллионов доларо, причем три четверти миллиона нужно было уплатить немедленно. И вот тут после бутылки коньяку Дальбан четырежды полоснул себя бритвой по сонной артерии.
Все это я узнал в понедельник от Изабеллы Кортес и ее мужа, когда они перед оперой заехали в бар моего отеля. Я поинтересовался у сеньоры Кортес, что она думает о причинах пожара.
– Прежде всего тех, кто это сделал, я бы публично заживо сожгла на костре! – гневно выпалила она. – Это злосчастное отребье прошлого, на борьбу с которым Алехандро потратил столько лет! Прошлого, в котором царили дикое насилие и распри! Мне стыдно, что я живу в городе, где Алехо нашел такую ужасную смерть!
– С другой стороны, Белита, – неожиданно мягко проговорил ее муж, – впервые за многие годы мы провели вместе три ночи подряд.
– Не надо шутить, когда речь идет о смерти, Леон! – сеньора Кортес даже побледнела. – Клянусь вам, Сьюдад-де-Вадос никогда не был таким. Ушел из жизни Хосе Дальбан, а до него – Марио Герреро… Кто мне может объяснить, что происходит?
Профессор воспринял ее риторический вопрос обращенным к нему. Он почесал подбородок, подумал и проговорил:
– Честно говоря, Белита, на твой вопрос нельзя ответить однозначно. Можно лишь предположить, что сейчас наружу вырвалось то, что до сих пор накапливалось в виде мелких разногласий, к которым мы все уже привыкли. Но чтобы серьезно разобраться в происходящем, и жизни, пожалуй, не хватит.
Потом сеньор Кортес рассказал о причинах смерти Дальбана.
– В определенном смысле сеньор Аррио совершил общественно полезный поступок, – заметил профессор. – Слишком уж долго и безнаказанно Дальбан наживался на низменных инстинктах людей.
– Но кое-кому он помогал, – заметила его жена. – Интересно, как теперь будет чувствовать себя сеньор Мендоса?
Я решил, что она имеет в виду Христофоро Мендосу, редактора «Тьемпо». Но поскольку газету закрыли, я не понимал, каким образом потеря финансовой поддержки со стороны Дальбана отразится на нем. Разве только распоряжение о запрещении газеты отменили, о чем я мог не знать. Однако сеньора Кортес, по-видимому, говорила не о нем, поскольку профессор сурово посмотрел на жену.
– Изабелла, тебе хорошо известно мое мнение: мир не пострадает, если он никогда ничего больше не напишет…
– Простите, – перебил я. – Но я не улавливаю связи.
Кортес пожал плечами.
– Тщеславие заставляло Дальбана меценатствовать. Похоже, все, что он ни делал, служило низменным вкусам, потому-то он и протежировал Фелипе Мендосе, Он предоставил в его распоряжение дом, поддерживал материально, особенно когда книги плохо расходились.
– Понимаю. Но ведь Мендоса без труда отыщет себе другого покровителя. У него же мировая известность…
– Тем не менее я не потерплю, чтобы в моем доме читали его книги.
– Он может нравиться или нет, – сказала сеньора Кортес, – но надо признать, что он талантлив и своеобычен. Однако, сеньор Хаклют, нового покровителя Фелипе Мендосе в этой стране отыскать будет не просто – ведь он в опале у властей.
– А разве не сам он в том повинен? – воинственно проговорил профессор.
Супруги наверняка продолжили бы эту оживленную дискуссию, если бы сеньора Кортес не вспомнила, что они опаздывают на спектакль.
Они уехали, а я в задумчивости остался у стойки.
В противоположном конце бара больше для себя, чем для зрителей, что-то вполголоса напевала девушка с гитарой. Я уже не первый раз видел ее здесь. Я взял свой бокал и сел поближе, чтобы лучше ее слышать.
События развивались так, будто мой приезд в Вадос послужил толчком для целой цепи неожиданных и порой кровавых событий. Хотелось верить, что все было просто делом случая, роковым стечением обстоятельств. Ясно было одно, что и приглашение приехать сюда, и все последовавшее явилось следствием политических интриг. А в результате все в Вадосе, от президента до девушки с гитарой, оказались под действием сил, неподвластных отдельным лицам. Здесь, в Сьюдад-де-Вадосе, конечно, предпринимались попытки взять эти силы под контроль. Ведь недаром Майор заявлял, что их страна «самая управляемая в мире». Но по-видимому, это было не так просто.
– Сеньорита, – обратился я к девушке с гитарой.
Она посмотрела на меня своими темно-карими глазами. Девушка не была красавицей: крупный нос, большой рот, неровные зубы.
– Сеньорита, что вы думаете о книгах Фелипе Мендосы?
Вопрос ее удивил.
– Мне трудно сказать, сеньор, – проговорила она. – Мы – католики, а католикам не дозволено читать его книги. Это все, что мне известно.
Я вздохнул.
– А что вы думаете по поводу смерти сеньора Дальбана?
– Говорят, он был очень плохим человеком. Видно, его мучила совесть. Должно быть, он был большой грешник, раз сам лишил себя жизни.
– Предположим, сеньорита, что ваша соперница украла у вас все, что вам дорого, все, чем вы зарабатываете себе на жизнь, – вашу гитару, ваши песни, соблазнила вашего жениха, если он у вас есть. Я говорю – предположим. Как бы вы поступили, попади в столь безысходное положение?
Она пожала плечами, пытаясь понять, к чему я клоню, потом гордо ответила:
– Я бы стала молиться, сеньор.
Я повернулся к ней.
– Послушайте, сеньорита. Я не инквизитор. Я приезжий, которого интересует, что думают в Вадосе о событиях последних дней. Посмотрите! Ведь сеньора Дальбана _убили_. Это не он себе, а ему перерезали горло. Его предприятие прогорело, неожиданно всплыли огромные долги. Он потерял все, ради чего трудился всю свою жизнь. Но это была не кара божья, а месть конкурента. Разве месть – не грех?
– О да, сеньор! Страшный грех!
– Ну, так разве справедливо лишать конкурента жизни?
Она не ответила.
– Что же касается человека, который жаждал мести, – продолжал я, – то вы, видимо, слышали о сеньоре Аррио?
– Конечно! Он замечательный человек. Мой отец работает в одном из его магазинов, он уже помощник управляющего, может быть, когда-нибудь он станет и управляющим.
