Генри Каттнер - Мутант
Но сейчас практически каждый достигший брачного возраста обыкновенный человек в пещерах был тщательно обольщен и приведен к браку с Болди. Конечно, тем самым они неизбежно вступали в брак со шпионом, добровольным, но не всегда принимаемом психоаналитиком, и, что наиболее важно, с потенциальным родителем других Болди.
Ген был доминантным, что означало почти обязательное появление детей-телепатов. Только если у супруга-Болди был как доминантный телепатический, так и обыкновенный рецессивный ген, было возможно рождение обыкновенного ребенка.
Что и произошло у Люси и Джеффа Коуди…
Ни один человек больше не должен покинуть пещеры. Ни один Болди, не носивший шлем Немых, не должен был знать о пленных, ведь стоило миру узнать об этом захвате, долгожданный погром начался бы немедленно. Ребенок обыкновенных людей мог вырваться на свободу лишь в младенческом возрасте, слишком маленьким, чтобы рассказать или вспомнить свою историю. Но ребенок-телепат сразу после своего рождения становился в ряды захватчиков. Все надеялись на то, что за пару поколений пленники сами собой сольются с Болди, или же покинут пещеру в младенческом возрасте, так что колония должна была снова вернуться к исходному состоянию с населением, состоящим только из телепатов.
Таков был первоначальный план, но лавина затруднений уже делала его устаревшим.
Люси вытерла губы тыльной стороной слегка загорелой руки и протянула опустевший бокал Коуди. Она немного подождала, пока виски прожгло себе дорогу и растеклось по стенкам ее желудка.
— Выпей немного, — сказал она. — Это помогает.
Коуди этого совершенно не хотелось, но он плеснул в бокал на полдюйма и покорно выпил. Через некоторое время Люси коротко вздохнула и села на постели, скрестив ноги, отбрасывая волосы назад.
— Извини, — сказала она. — Это было неразумно.
Она положила руку ладонью вверх на покрывало, и Коуди накрыл ее руку своей, грустно улыбаясь ей.
— Я получил работу снаружи, — сказал он. — Я должен буду уйти через несколько минут, Люси.
Ее дикий неосторожный взгляд метнулся в угол, к колыбели. Словно знамя, развернулась прежде мутная, проясненная действием алкоголя, мысль. Коуди едва не вздрогнул от такого удара, но он, муж обыкновенной женщины, умел владеть собой гораздо лучше, чем большинство Болди. Он даже не подал виду. Сказал только:
— Нет. Это другое. Я не заберу его без твоего согласия.
Она внезапно испуганно посмотрела на него.
— Уже слишком поздно?
— Нет, — быстро ответил Коуди, — конечно нет. Он еще недостаточно взрослый, чтобы запомнить это.
Люси с трудом пошевелилась.
— Я не хочу держать его здесь, внизу. Ты знаешь, что это так. Ведь и мне плохо от сознания, что мой сын никогда… — Она оборвала мысль о солнечном свете, голубом небе и далеком горизонте. — Но только не сейчас, — сказала она, и перебросила ноги через край кровати. Слегка покачиваясь, она встала. Невидящий взгляд скользнул по колыбели; она босиком пошла на кухню, время от времени опираясь на стены. Коуди машинально заглянул в ее мысли, отозвал свою мысль и поднялся, чтобы следовать за ней. Она стояла у кухонной мойки, наливая в бокал воду. Потом, глядя в никуда, жадно выпила ее.
— Я должен идти, — сказал Коуди. — Не волнуйся, Люси.
— Какая-нибудь женщина, — пробормотала Люси через край стакана. — У тебя там есть… кто-то. Я знаю.
— Люси…
— Кто-то из вашего рода, — сказала Люси и уронила бокал в раковину. Тот покатился по блестящей дуге, разбрызгивая воду.
Ему оставалось только беспомощно смотреть на нее. Сказать он ничего не мог. Он не мог сказать ей, что отправляется убивать Джаспера Хорна. Не мог сказать ей об Операции «Апокалипсис» или Индукторе, о должности с пугающей ответственностью, которую он занимал. Не мог сказать: «Люси, если мы успеем создать Индуктор, и ты, и твой ребенок будете свободны», — или же: «Возможно, мне придется убить тебя… тебя и твоего ребенка вместе со всеми обыкновенными людьми на Земле — с помощью Операции „Апокалипсис“.»
Нет, он не мог сказать ничего.
Она провела мокрой рукой по лицу, отбрасывая волосы, мутным взглядом посмотрела на него, нетвердо ступая босыми ногами, пересекла кухню, уткнулась щекой в его плечо и, просунув руки у него под мышками, обняла его.
— Прости, — сказала она. — Я ненормальная. Тебе ведь тоже тяжело, Джефф.
— Да.
— Мы отошлем ребенка на следующей неделе, — пообещала она. — Тогда я снова буду разумной. Я… я ненавижу виски. Это все оно…
— Я знаю.
Он пригладил ей волосы, отведя их с мокрого лица, пытаясь отыскать слова для сложных волн любви, сожаления, раскаяния, страха и боли, которые всегда заполняли его сознание, когда он думал о ней, с тех пор, как она стала его женой. Любопытно, что у телепатов обычно не хватало слов, чтобы словами выразить свои чувства. Ведь среди себе подобных слова им не требовались.
— Наберись со мной терпения, Люси, — сказал он наконец. — Близится беда. Времени мало, и я могу потерпеть неудачу. Я… я вернусь сразу, как только смогу.
— Я знаю, дорогой. Я сама бы что-нибудь сделала для этого.
— Я принесу тебе что-нибудь, что тебе понравится, — сказал он. Сюрприз. Пока не знаю, что, но что-нибудь прелестное. И еще, Люси, потом… на следующей неделе… мы можем переехать, если хочешь. Найди новую квартиру в Седьмой Пещере. Можешь заказать новую мебель, и мы… он почти не понимал, что говорит. Иллюзия и реальность совершенно перемешались.
— Мы что-нибудь придумаем, дорогой, — сказала она. — Все будет хорошо.
— Что ж, я пошел, — сказал он.
Она кивнула.
— Я буду скучать по тебе. Возвращайся скорее.
Коуди закрыл за собой решетку лифта и прижался к стальной стенке головой, устало ссутулившись и формируя в сознании кодовый сигнал для запуска механизмов. Чей-то занятый разум откликнулся другой частью шифра, а третий (кто-то шел мимо, опаздывая на обед) подбросил недостающие символы. Для управления лифтом требовалось одновременное проецирование трех мысленных образов. Такова была мера предосторожности. Выходы могли контролироваться только телепатами.
Он толкнул скошенную дверь и она открыла перед ним хаос мокрых листьев и острый сладкий аромат влажной хвои и дождя. Из подлеска выскочил перепуганный кролик. Коуди закрыл замаскированный проем и посмотрел вверх, щурясь от хлещущего в лицо дождя. Откуда-то сверху донеслось беззвучное приветствие, загудел мотор, и из мрака плавно спустилась веревка. Он просунул ногу в петлю и тотчас почувствовал плавный подъем подхватившего его сетчатого сидения. Через открытый люк он втиснулся в висящий вертолет.
