Сергей Гатаулин - Вирусапиенс
Незнакомка снова ойкнула. Встряхнув рыжей копной, ловко выскочила из объятий бесчувственного, стремящегося к земле тела.
* * *Тяжелый удар сотряс покосившуюся избу. Домишко попался старенький, но все же сумел выдержать столкновение. Исчезая из лаборатории Грищенко, Ванькин промчался сквозь сияющий тоннель и влетел головой прямо в деревянную кладку; на мгновенье потерял сознание, а когда пришел в себя, заметил выбежавшего на кривые ступеньки мужика.
Длинная рубаха прикрывала темные, в заплатах, порты, на ногах болтались плетеные мокасины.
«Лапти! – удивился Илья, испуганно хлопая глазами. – Где это я?»
– Божечки, что с тобой, сынок? – заохала худенькая пожилая женщина, появляясь за спиной ряженного в невероятное старье хозяина.
Собрав остатки воли в кулак, Илья попытался подняться, но ватные ноги предательски подогнулись. Рыча от злости и проклиная Вирусапиенса, он в очередной раз воткнулся головой в деревянную стену и отключился, теперь уже надолго.
Очнувшись, с удивлением обнаружил, что лежит на длинных высоких – едва ли не под потолком – нарах, сооруженных между печью и стеной.
«Неужели мужичишко поднял? – Ванькин вытянул шею. Свешивая голову с полатей, осмотрел избу. – Бедновато хозяин живет».
Тело не желало слушаться, но мысли на удивление резво порхали в голове: «Судя по обстановке, – Илья попытался вспомнить детские экскурсии в музей, – я загремел в далекое-далекое прошлое».
На скамейке у печи засопел крестьянин-лапотник:
– Что, мил человек, больно?
– Где я? – промычал Илья, чувствуя горячую резь в пояснице. – И год сейчас какой?
– По одежке вижу – чужеземец ты, но чтобы году не помнить… – худощавый закряхтел, покачивая головой. – Ты, сынок, в селе Карачарово, княжества Муромского, в избе крестьянина Ивана – сына Тимофеева. Ан нет – зови меня просто дядька Иван. А тя как кличут?
– Ильёй.
Хозяин удовлетворенно кивнул, икнул. Скуластое лицо с большими добрыми глазами прошептало:
– Спи, И ля. И исчезло.
Ванькин в очередной раз скривился: в голове шумело, мысли, путаясь, упрямо выталкивали его из реального мира. Промелькнули перед глазами окровавленные хакеры, лежащие на разделочных столах; заржал, отсвечивая лысиной, Грищенко; из туманного далека появилось улыбающееся лицо Вирусапиенса, плавно перетекая в конопатую физиономию селянина, глухо спросило:
– Не пора ли вставать, богатырь?
Илья попробовал разодрать отяжелевшие от бесконечного сна веки. Сил хватило только на узкую щелку, но и этого было достаточно, чтобы понять – на улице солнечный день. Время взбрыкнуло, и он опять провалился в беспамятство.
Затем пришла ночь… и снова день… и снова ночь…
Подходящий к теплому лежбищу мужичок громко кашлял, пихал в бок и исчезал, убедившись, что странный гость еще жив. Изредка появлялась охающая хозяйка, трогала холодный лоб раскаленной рукой и жалостливо вздыхала.
Бесконечная вереница звуков. Илья злился, прислушиваясь к себе, но сил не чувствовал – организм словно впал в спячку. За окном гремел гром, шумел ветер, шелестел дождь, то радостно чирикали пичуги, то завывала метель – а он всё лежал, копил силы и чего-то ждал.
Летели дни, бежали недели, проходили месяцы.
Помаленьку глаза начали открываться, руки обрели подвижность, вот только ноги… В один из погожих дней Илья сумел даже сесть, тупо уставившись на расположившегося за столом дядьку Ивана.
– Ефросинья, мужики сказывают, в лесу нашем объявилось чудище в человечьем обличье, – говорил тот. – Свистит так, что деревья с корней срывает. Гром и молнии мечет, взглядом с ног валит. Ему наши робяты даже прозвище дали – «Соловей-разбойник».
Илья встрепенулся, сбрасывая ленивую дрёму, потянулся. «Не иначе, кто-то из наших, – подумал. Заваливаясь на бок, гулко рухнул на пол. – Хорош валяться!»
– Да врут, небось, – женщина, взмахнув костлявой рукой, удивленно вскинула брови. – Поднялся, соколик!
Выдержке дядьки Ивана можно было позавидовать.
– Вряд ли, – спокойно продолжил он, не глядя на побагровевшего здоровяка, упирающегося негнущимися руками в крепкую высокую скамейку. – Наш Колюня видал своими глазами. Из зенок, грит, молнии зеленые, лицо нечеловечье, рык звериный. Едва, грит, ноги унёс. – Крестьянин закончил свой неспешный рассказ и обратил внимание на шагнувшего к столу Илью. – Ожил, гостюшка дорогой, – выдохнул и улыбнулся по-доброму. – Ну и славненько!
– Где его видели? – Илья сумел наконец-то оторвать задницу от пола и, отдуваясь, упал на скамью.
– Кого, мил человек?
– Свистуна этого, – проскрипел атлет, смахивая со лба крупные капли пота, – с молниями из глаз.
– Да недалече тут, в дубовой роще, на опушке – пробормотал удивленный дядька Иван, – Мимо колодца до кривого дерева дойти, а там уж и рукой подать.
Илья, охая и отдуваясь, поднялся. С трудом шагнув к двери, пошатнулся, но удержался на ногах, шагнул еще.
– Куда ж без одёжи-то? – всплеснула руками сердобольная хозяйка.
Илья подхватил со скамьи знакомый плащ и, набросив на плечи, вывалился из душной избы. Шаг за шагом засеменил к колодцу. Шел долго. Умаявшись, посидел в тенечке, упираясь в дубовый оголовок, попил ледяной водички из бадейки. Когда приблизился к опушке, начинало темнеть. Оглядываясь, заметил чуть поодаль несколько мужиков. Сын Ивана Тимофеича, Колюня, кивнул, замечая внимательный взгляд, улыбнулся, помахал рукой.
– Ежели чего, подсобим! – крикнул крепыш чересчур бодро, и Илья понял, парень боится и, как может, подбадривает себя.
Махнув в ответ, он почувствовал, дуновение ветерка. Воздух неожиданно загустел, по деревьям прокатилась горячая волна, склонившая тяжелые ветви. Мелькнувшая тень пробежала по нижним веткам, замерла у большого дупла и скользнула внутрь. Из темноты показалась маленькая белобрысая голова с большими припухшими губами. Заинтересованно взлетела бровь, хищный взгляд коснулся атлета.
«Чёрт! Мальчишка! Зря упирался, ковылял через лес, – застонал Илья. – Наврал Колюня. И про молнии, и про свист, с ног сбивающий».
Маленький человечек меж тем выполз на свет, почесал макушку, нахмурился.
– Бойся, Иля! – завопили сзади, и в мальчугана полетели тяжелые булыжники.
В уши ударил ужасный, сводящий с ума визг. За спиной захрипели мужики, Колюня, зажимая уши, сломался пополам. «Не врал, значит, парень!» – улыбнулся Илья, чувствуя сопротивление воздуха, склонил голову и шагнул вперед. Вскидывая кулаки, ощутил адскую боль – в грудь впилась зеленая ветвь светящегося разряда. Мир дрогнул, подталкивая дремавшего внутри зверя, взорвалось сердце, заколотилось, насыщая кислородом сжимающиеся мышцы.
