Хуан Мирамар - Секретный сотрудник
– Вот, блин, сморило, – правда, тут же спохватывался и вольно переводил самого себя на украинский. – Закемарив, вибачаюсь.
Но даже эти неудобства не могли испортить впечатления от окружающих дорогу пейзажей, настолько эти пейзажи были необычными, не похожими ни на какие другие, хотя повидал на своем недолгом веку лейтенант-переводчик Кузниц разных пейзажей немало. Точнее всего впечатление от окружающего передавало банальное выражение «лунный пейзаж». И пейзаж был действительно лунный – ни дерева, ни травинки, всюду, куда достигал взгляд, простиралась усыпанная рыжей щебенкой изрытая кратерами и оврагами пустыня, полого поднимавшаяся к недалеким, таким же рыжим с желтовато-синими тенями горам. Они ехали уже почти два часа, а пейзаж за окном машины не менялся – по-прежнему в жарких лучах африканского солнца лежала по сторонам рыжая пустыня и дрожали в горячем мареве лунные горы.
Но прошло еще полчаса, и окружающий ландшафт стал меняться – появились возделанные поля, деревни из глинобитных домов и маленькие города, отличавшиеся от деревень только кафе и бензоколонкой на площади. Изменилось вдруг и поведение Масика – он уже больше не дремал, а полулежал на дверце и тихо постанывал; то и дело он просил шофера остановиться, отбегал в сторону и, возвратившись, говорил сквозь зубы:
– Живіт, зараза!
Прошло еще какое-то время, и ему стало совсем плохо – он уже лежал на коленях у Кузница, держась за живот, и громко вскрикивал при каждом толчке машины.
«Плохо дело, – думал Кузниц, – похоже, у него аппендицит, а может, и что похуже. Надо в больницу».
– Надо Масика в больницу отправить, – крикнул он компании, сидевшей в салоне. Те притихли, прервали свое любимое занятие – оставалась у них еще бутылка какого-то зелья и они как раз собрались разлить его по бумажным стаканчикам, – и Иван Петрович, выражая мнение коллектива, сказал:
– Конечно, надо в больницу, а то помрет еще. Потом посольство о нем позаботится. До Каира уже недалеко.
«Эх, – подумал Кузниц, который сам был не без греха, – до чего же плохо у нас относятся к трезвенникам», – и спросил шофера:
– Знаете, где тут ближайшая больница? Надо нашего товарища врачу показать.
Шофер поцокал языком и сказал, что через полчаса после туннеля под Суэцким каналом будет город Исмаилия и там есть американский госпиталь.
В госпиталь Масика повели всей компанией под руководством Хосе. Все выражали сочувствие, а особенно суетился Ариель, который и так был добрым парнем, но под влиянием выпитого становился истинным филантропом и не только был готов отдать, но и часто отдавал последнюю рубашку. Кузницу Хосе приказал оставаться в машине.
– На всякий случай, – сказал он, – ты арабский знаешь, а то может уехать бедуин наш и нас бросить – Антон ведь ему уже заплатил.
При чем тут знание арабского – Кузниц не понял, но решил с Хосе не спорить, тем более что в госпитале вполне могли обойтись и без него.
Перекинувшись парой слов с шофером по поводу того, сколько им еще осталось ехать («Пару часов, если на то будет воля аллаха», – сказал шофер), Кузниц покурил возле машины, а потом сел в тени на скамейку перед госпиталям и стал ждать.
Ждать пришлось недолго – скоро компания вернулась, и вернулась без Масика – его по настоянию врачей положили в больницу на обследование.
– Оно так и лучше для всех, – сказал простой человек Иван Петрович, – полежит, операцию сделают, если надо.
Почему это будет лучше для всех, осталось невыясненным, но в целом компания Ивана Петровича поддержала, и было разлито то самое зелье, которое собирались распить раньше, но не распили из-за чрезвычайных обстоятельств. После этого поехали дальше.
Без Масика под боком Кузниц удобно устроился на переднем сиденье и скоро задремал, убаюканный мерным движением. Несколько раз он просыпался, видел перед собой все те же унылые поля, или все те же унылые деревни, или маленькие городки. Аллах изъявил свою волю, и через два часа они действительно въехали в Каир и ехали по его окраинам.
Когда раздался первый удар, Кузниц уже не спал. Удар был сзади, и в салоне кто-то вскрикнул от испуга. Кузниц обернулся и увидел, что их догоняет огромный квадратный автобус. Таких старых, кажется, итальянских, автобусов много было на дорогах африканских и арабских стран, они часто были единственным средством транспорта, соединявшим отдаленные города и поселки в этих странах. На крыше у них была площадка, обычно заполненная самой разной поклажей, скрепленной веревками, и нередко среди поклажи были козы и овцы со связанными ногами, но этот автобус был пуст, только за передним стеклом виднелось сердитое усатое лицо водителя.
Автобус явно догонял их и готовился к следующему тарану. Шофер рядом с Кузницем вцепился в баранку и крутил головой, стараясь одновременно следить за дорогой и за взбесившимся автобусом.
– Йа алла! – бормотал он. – Йа алла! Маджнун![92]
А автобус, почти поравнявшись с ними, ударил их машину в бок всей своей массой и выбросил ее на тротуар.
В салоне кричали все.
– Что этот идиот делает?! – кричал Ариель, которого второй удар сбросил на пол.
– Стой! Стой! – кричали неизвестно кому Антон и Иван Петровичи. Бледный Хосе вцепился в спинку переднего сиденья, а Миша из Торговой палаты сполз на пол и лежал там, схватившись за ножки сиденья.
На Кузница нашло оцепенение. Он знал за собой это свойство – впадать в ступор, когда угрожает опасность и ты не можешь ничего сделать, с ним это случалось и раньше, во время бомбежки или когда однажды отказал двигатель в самолете и они садились в пустыне. В таком состоянии он воспринимал происходящее как будто со стороны, как будто это происходило не с ним, а он – сторонний наблюдатель, причем все события вокруг него тогда странным образом замедлялись: он наблюдал, как медленно падает бомба, как медленно переворачивается самолет, хотя на самом деле это происходило страшно быстро. И еще – в таком состоянии он глох и все вокруг происходило в нереальной абсолютной тишине.
Как в замедленной съемке, медленно и тихо наезжал на них сейчас в третий раз огромный автобус. Кузниц видел его погнутый блестящий бампер, грязное ветровое стекло, разрисованное в верхней части изречениями из Корана, и за стеклом оскаленную морду леопарда. Потом раздался страшный удар, и он потерял сознание.
12. Читательская конференция
– Послушай, почему ты назвал последнюю главу «Подкова»? – спросил Константинов. – Ведь никакой подковы у тебя там нет!
– Потому и назвал, – Кузниц хихикнул, – что нет никакой подковы. Я у кого-то читал, а вот у кого, убей – не помню, что произведения нужно называть словами, которых нет в тексте. Там еще пример такой был, что если в рассказе ни слова об огурцах, то этот рассказ обязательно надо назвать «Огурцы». – Он помолчал немного и продолжил: – Впрочем, хотел я вставить в эту главу одну историю с подковой.
