Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
— Так.
— Игры — это нечто промежуточное. И не наука, и не искусство. Тем более не сочетание того и другого.
— Вероятно, — проговорил я. — Ведь я сам игрок…
— Конечно. Но я к чему веду. Вот существуют миллионы людей, которые все время играют. И практически ничем другим больше не занимаются.
— Верно. Но это же вам во благо. Разве нет?
— Да, во благо. Но дело в другом. Их выбор, на мой взгляд, вполне объясним.
— Правда?
— Ну… может, вы сочтете меня наивной, чересчур возвышенной…
— Нет-нет.
— Ладно, вам не кажется, что многие играют в свои игры чуть ли… не с самоотречением?
— Как?
— Ну, погружаются в игру целиком с ощущением крайней важности происходящего.
— Не уверен… Я всегда играл в разные игры, так что, может быть, задавать мне такой вопрос не совсем правильно…
— Они все словно ищут чего-то, — продолжала она. — Это можно выразить иначе. Скажем, во время игры другая деятельность, работа, средства достижения успеха становятся словно устаревшими. Интуитивно люди знают, что будущее за играми. Может быть, другого будущего и нет вовсе. Во всяком случае, если говорить о социальном будущем. Будущем человечества.
— Гм. Насчет этого я тоже сомневаюсь.
— Хорошо, пусть все не так, но я чувствую, чувствую, что эти штуки мы делаем не напрасно, даже если они низкопробные и жестокие, как «Нео-Тео». По-моему, я двигаюсь в верном направлении. По крайней мере, все еще строю прожекты. Или я несу чушь? Извините. Разболталась…
— Нет-нет, — сказал я, — это не болтовня, мне ваши слова кажутся важными…
— Поэтому работа Таро так меня волнует, она будто бы может раскрыть суть игры.
— Пожалуй. Здорово. Вам стоит научиться играть в игру жертвоприношения.
— Мне хотелось бы. В особенности теперь, когда у меня куча свободного времени.
— Как? У вас свободное время?
— Шутка, — усмехнулась она.
— Так я вас научу.
— Отлично, свидание назначено. — Она закрыла телефон, потом глаза и откинулась к спинке сиденья.
«Ну, давай же, — говорил мой внутренний Кэри Грант.[278] — Поцелуй ее».
«Не могу, — мысленно ответил я ему. — Это дурной тон. Столько народу погибло».
«Ну и что, — убеждал он меня. — Она хочет этого».
«Извини, — подумал я. — Мне это не по силам».
«Ты тряпка», — рассердился Кэри. И растворился, оставив после себя облако дыма от «Лаки страйк».
Черт.
Да сделай же что-нибудь. Я в сто девяносто второй раз проверил аварийное питание камер у себя дома и даже немного испугался, когда соединение прошло.
Реакторы, фильтры, очистители протеинов — все один за другим вышли из строя в период между средой и четвергом, но камеры продолжали работать на системе аварийного питания. Я видел, как они задыхаются и умирают: колония Nembrotha, которую я привез с Лусона и хотел предварительно (если мне удастся доказать, что это не chamberlaini) назвать Chromodoris, с их изумрудными полосками на спинке и сияющими оранжевым пятнами их зайцеподобных головок, и голожаберники «испанская шаль» с их желтыми и фиолетовыми полосами, двигающиеся, как маленькие гармошки, по кораллам, похожим на пальцы мертвеца, — все это сгинуло, превратилось в осевшую на дне слизь. Todo por mi culpa. Я признаюсь, что заплакал, стараясь, чтобы никто не видел и не слышал. Плакать — нет проблем. Это то, чем занимаются юные поп-звезды на телевидении при свете дня. Через иллюминатор над ухом Марены я разглядел очертания береговой линии Белиза — черное на фоне синего, с двойными точками автомобильных фар, которые мчатся по Южному шоссе, словно пузырьки по трубке капельницы.
(13)
Мы летели на запад над Мор-Туморроу и Вэлли-оф-Пис[279] (и то и другое — оптимистично названные лагеря беженцев), потом повернули на юг к горам Майя. Марена говорила в ушной микрофон. Я сидел с мрачным видом.
— Слушайте, куча хороших новостей, — проговорила она наконец.
— Правда?
— Тони и Ларри Бойл… Вы не знаете Ларри, но это не имеет значения. Они привезли Таро сегодня утром, и он жив-здоров.
— Прекрасно, — сказал я.
Капитан сообщил по громкой связи, что мы садимся через две минуты. Под нами появилась большая круглая площадь, испещренная точками электрических огней и костров.
«Уоррен девелопмент» построил два комплекса на широком плато. Они находились милях в пятнадцати к югу от руин Караколя[280] и всего в четырех милях от гватемальской границы. Спортивный комплекс занимал две тысячи десять с половиной акров недавно вырубленного влажного тропического леса, великолепная площадка была абсолютно круглой, по ее периметру изгибался гигантский гоночный трек диаметром в одну милю (по словам Марены, поверхность дорожки могла изменяться для скачек, бега босиком, бега в скользковках и автогонок).
— Что там такое, почему мы кружим? — удивилась Марена.
— Что-что? — не сообразил я. — А-а. — Она разговаривала с пилотом по гарнитуре, потом замолчала, прислушиваясь.
— Наушники отключены, — сказала она, поворачиваясь ко мне. — Летчик утверждает, что диспетчерская служба нас проверяет. Словно мы чумной барак.
— Гм. Черт.
— Да.
Мы опустились до двух тысяч футов. В центре круга над черными джунглями возвышался основной стадион, или Гиперчаша, как его называли. Он представлял собой гигантскую ватрушку из стекла с электрохромным покрытием и казался почти завершенным под паутиной строительных лесов, проткнутой со всех сторон бесцветными лучами прожекторов и разукрашенной синими искрами, — на стройке велись сварочные работы.
— Все это придется переделать к Паралимпийским играм, — буркнула Марена. Она что-то жевала. — Вы знаете про специальную олимпиаду? До нее еще шесть лет. — Если мир через два года все еще будет существовать, подумали мы оба. — Тут дело не только в большом числе пандусов. Надо построить специальные корты и завести гигантские туалетные кабинки для сиамских близнецов.
— Я думал, вся эта планета — специальная олимпиада.
Она рассказала, что дела тут обстоят таким образом: восемь лет назад компания Уоррена предложила Белизу в качестве его вклада в XXXIII летнюю Олимпиаду построить автономный комплекс в шестидесяти милях от столицы и побережья, чтобы не выпячивать городскую нищету и избежать транспортных проблем.
— Шутка в том, что Международный комитет был вынужден разрешить Белизу принимать эту Олимпиаду, хотя местная сборная никогда ничего не выигрывает и не выиграет, если только питие рома не введут в программу игр, — хмыкнула Марена. — Хотите никотиновой жвачки?
