Владимир Васильев - Антарктида ONLINE
– Прошу прощения… Теперь четвертое и главное: ни у кого из нас нет связей… э-э… в достаточно высоких политических кругах, способных организовать такого рода конференцию. Мы провели опрос делегатов Конгресса и персонала станции Амундсен-Скотт. Пусто. Завтра мы пошлем запросы на все антарктические станции, присоединившиеся к Свободной Антарктиде. Если и эта, прямо скажем, отчаянная мера не принесет успеха, то я уже не знаю… – Лепелье снова шмыгнул и с ожесточением зарылся в носовой платок. – Тогда – тупик. Тогда нам останется только ждать, что к нам рано или поздно проявят интерес извне… э-э… я имею в виду благожелательный интерес. Ну и, конечно, всегда остается надежда на счастливый случай…
– А пока мы будем ждать, нас десять раз сожрут с потрохами, – бессердечно добавил Ломаев, и Лепелье скорбно кивнул, соглашаясь.
Тейлор позвенел вилкой о графин.
– Это все? Немного…
– Мы прорабатываем возможность выхода на правозащитные организации, – подал голос Ежи Ставский. – Начнем с польских, это более или менее реально, у меня во Вроцлаве зять-правозащитник, затем выйдем на международные…
– О'кей. Еще что?
– «Ученые без границ» хотят наладить контакт, – низким басом сказал норвежец Стенборк. – Сегодня они прислали предложение Конгрессу о сотрудничестве. Какое-никакое, а признание…
– В гробу эти, которые без границ, видели независимость Антарктиды, – буркнул Ломаев.
– Возможно. Но организовать с их помощью конференцию мы можем, нет?
– Ага, в лучшем случае месяца через три, когда Антарктиду уже поделят! Оно им надо, чтобы было поскорее? Это нам надо!
И вновь вилка пришла в соприкосновение с графином. Вслед за тем Тейлор занес что-то в электронный блокнот.
– Хорошо. Похоже, нам остается действовать одновременно в разных направлениях, надеясь на удачу хотя бы в одном. «Ученые без границ», правозащитники, что еще?..
– Феминистки, может быть? – высказал предположение бразилец Феррейра. – Не надо так морщиться. Почему бы нет? Нас ведь интересуют организации, имеющие влияние в мире, а вовсе не их идеологическая база. Ну вот я и подумал… На станции Мак-Мёрдо есть женщины, а просто женщина, я так думаю, в Антарктиду не полезет, так что у кого-нибудь из них наверняка есть выход на их руководство. И если мы, так сказать, на взаимовыгодной основе заинтересуем их…
Тейлор заметно покривился, но кивнул:
– Итак, «ученые без границ», правозащитники, феминистки… это все?
– Шимашевич, – без обиняков сказал Ломаев, переждав мертвую паузу. Как гвоздь вбил. Тейлор наморщил лоб:
– Дэннис Шимашевич? Устроитель парусной регаты, которая уперлась в Антарктиду, не так ли? Кажется, он бизнесмен?
– Он бизнесмен и антаркт. Кстати, многие участники регаты тоже антаркты, но не о них речь. Для нас важно, что Шимашевич – наш. Во всяком случае, пока это ему выгодно. И бизнесмен он… необычный.
– Имеет связи? – поднял брови Тейлор.
– Не то слово.
– И согласится их использовать?
– Только предложи.
Теперь все смотрели на Ломаева с зыбкой надеждой продувшегося в пух и прах игрока, неожиданно обнаружившего у себя за подкладкой неучтенный золотой. Во взгляде Тейлора читалось: «И ты столько времени молчал? !» Лепелье укоризненно качал головой и трубно сморкался.
– Шимашевич сделает, – подтвердил Ломаев.
Бриккендроп – «метатель кирпичей» – так некогда прозвали европейские дипломаты Иоахима Риббентропа, намекая на его манеру действовать грубо, прямолинейно, но веско. Ломаев не знал об этом и наверняка обиделся бы, если бы его сравнили с гитлеровским министром-висельником. Но сейчас он поступил в точности как Бриккендроп. Метнул кирпич на стол. С грохотом.
Ему очень не хотелось это делать. Изнывая на ночных заседаниях комитета по внешней политике, он страстно желал одного: чтобы кто-нибудь придумал иной выход. И без того Шимашевич среди прочих антарктов – ферзь в окружении пешек. А кто он такой для Антарктиды? И что для него Антарктида? Влюблен ли он в нее хотя бы на четверть так, как зимовщики? Хотя бы на десять процентов? На один?
Ломаев сам себе ответил: вопрос поставлен неправильно. Если речь идет о Шимашевиче, то она не идет о любви к пингвинам и льдам. Тут другое. И если вообще уместна аналогия с любовью, то любить внезапно обретенное новое отечество Денис Шимашевич станет не как суровую мать, а как покорную наложницу, купленную рабыню, по отношению к которой все позволено. Поэтому предложи ему купить Антарктиду с потрохами – купит и за ценой не постоит. Сам навяжется в покупатели. Использует ради Антарктиды и деньги, и связи, и влияние. Понятно, с условием: положи наложницу ему в постель.
Вот почему Ломаев так мечтал о том, чтобы нашелся альтернативный вариант. Тщетно. Члены комитета больше мычали на еженощных заседаниях, изображая непосильную работу мысли, или просто толкли воду в ступе. Японский и китайский коллеги вообще взяли привычку отмалчиваться и лишь дежурно улыбались, не сказав за все время и пяти фраз. Не получилось мозгового штурма, не посетило никого гениальное озарение. Без пользы уходило бесценное время. Пришлось сдаться: неслышно выматериться, швырнуть под ноги воображаемую шапку, плюнуть и метнуть на стол кирпич.
«Вы этого хотели? Нате, подавитесь!»
Ломаев шел спать в препаскуднейшем настроении. Провожал его Тейлор – не потому, что российский коллега мог заблудиться (источников света на станции хватало, а с началом работы Конгресса еще прибавилось, что доводило до тихого бешенства команду астрономов), а потому, что не считал разговор оконченным.
Давно перевалило за полночь. В надувном куполе тускло светились вставки из прозрачного пластика. Там спали. Кричал под ногами утоптанный снег. Морозец был несильный – градусов сорок при полном безветрии. Ломаев плюнул вверх, где мертвым далеким прожектором висел Сириус, прислушался и не услышал падения ледышки. То ли не успела замерзнуть в полете, то ли попал в себя. Может, конечно, и в Тейлора. Ясно только, что не в Сириус…
Немигающие звезды таращились жирно и нагло. Млечный Путь разлегся вальяжно, как будто имел на это право. Лежащий на боку серпик молодой луны дразнился, показывая «козу». Магеллановы Облака казались кляксами на стекле, которые забыли стереть тряпкой. Хрустальные сферы небес издевались над Ло-маевым.
– Друг Геннадий, – сказал наконец Тейлор, – кого мы пошлем переговорить с Дэннисом? – Имя Шимашевича он предпочитал выговаривать на привычный лад.
– Меня, конечно, – буркнул Ломаев. – Мы с ним все-таки соотечественники. К тому же инициатива наказуема: я предложил – мне и лететь.
– О'кей. Когда?
