Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !
"Дернул же меня черт трепаться",- подумал Иван. Но злости, подспудно назревавшей в нем, когда он узнал о существовании этой книжки, злости он почему-то не испытывал, и чертыхнулся скорее по инерции. Ему даже стало интересно, хотя он и не совсем понял рассуждения о сопряжении времен. Для него эти невесть откуда появлявшиеся монеты появлялись совершенно естественно - он знал и откуда они, и как выныривают из земли, и почему именно в этом месте. Еще бы ему не знать! Если бы не эти паршивые монетки, черт знает, как все сложилось бы дальше. Ну а уж то, что книжке это вовек бы не появиться на свет божий - так это точно. По той простой причине, что Иван Жуков мотался бы где-то между ста времен, замешанных, как тесто для слоеного пирога, или сидел бы в "Бухвете", с тоской глядя и не дивясь уже, как бухгалтер Павел Захарович в обнимку с бритоголовым половецким ханом распевают "Гаудеамус игитур". А автор этой самой книжицы сидел бы себе в районной библиотеке и выдавал всякие там "Машины времени" любознательным читателям, и ни сном ни духом не ведал бы о том, что случилось с монтером Жуковым.
В общем, выходило, что случай случаем, а ежели бы не Жуков, то книжку эту не написать бы товарищу библиотекарю. Так что Жуков, выходит, не только герой повести, но и в некотором роде ее соавтор. Мысль эта мелькнула и пропала, а Жуков, снова уткнулся в книгу, бормотнув: "Ну, что там еще с нами случилось?" "Тот, кто случайно сказался бы в этот душный июльский вечер на задворках городской маслобойки, мог бы стать свидетелем некоторых событий, не вполне понятных на первый взгляд. Ну, во-первых, сквозь кое-как заколоченное окошко развалюхи, абсолютно незаслуженно именовавшейся "склад", явственно пробивался свет. Даже очень глупый или, скажем, очень пьяный вор не стал бы залезать в этот "склад", поскольку утиль куда лучшего качества и "в ассортименте", и в количестве можно было раздобыть на площадке Вторчермета, располагавшейся через дорогу. Так что случайный свидетель тут же отбросил бы эту мысль, тем более что ему наверняка пришло бы в голову куда более романтичное и даже страшное объяснение. И, если бы испуганный этим страшным объяснением прохожий не убрался бы, поминутно оглядываясь, восвояси, а постоял, прислушиваясь, он получил бы еще одно подтверждение своей пугающей догадке. Потому что время от времени из развалюхи доносился свист, и не простой, а художественный. Кто-то, прятавшийся внутри, через относительно равные промежутки высвистывал фразу, в которой, несмотря на некоторую фальшь, можно было услышать "эх, яблочко, куда ты катишься?" Даже начинающему почитателю детективных романов, повестей и рассказов в один момент стало бы ясно, что этот свист не что иное как условный знак, или, по-научному выражаясь, пароль. Свет в заброшенной развалюхе и художественный свист в той же развалюхе - сочетание столь недвусмысленное, что даже недоверчивый читатель тут же раскаялся бы в прошлых своих сомнениях относительно того, что вражеский диверсант может быть заброшен в населеный пункт Н с целью выкрасть годовую отчетность местного ателье индпошива или подложить бомбу, скажем, как в данном случае, под сарай маслобойки.
И поскольку общеизвестно, что даже самый завалящий шпион обязательно вооружен минимум бесшумным пистолетом, то мы, конечно, не вправе требовать от случайного прохожего собственными силами выяснять, есть ли у свистуна в развалюхе такой пистолет или какая-нибудь штука похуже. Вероятно, происходившее в этот вечер в сарае маслобойки так и осталось бы тайной, если бы случайным прохожим не оказался заведующий танцплощадкой в бывшем соборном парке (он же кассир и билетер) Вася Трошин. Васе было основательно за сорок, но благодаря постоянному общению с молодежью он сохранил такой признак молодости, как право называться не Василий Кондратьевич, а просто Вася. Вася был человек нелюбопытный, но подвыпивший, и поэтому свет в сарае принял как нечто само собой разумеющееся, решив, что свет горит в сторожке. А поскольку, во-первых, в кармане у него было полбутылки, а, во-вторых, домой ему идти не хотелось ни с бутылкой, ни без, и решил он заглянуть на огонек. А, решив, зашагал напрямик через заросли чертополоха, вообразившего, что задний двор маслобойки отдан ему в полное владение, что, впрочем, так и было.
Дернув щелястую дверь, Вася удивился - заперто. Но не успел он ничего подумать, как звякнула щеколда, и на пороге встал хорошо известный Васе, как и всему городу, электромонтер Иван Жуков, за глаза называвшийся в высшей степени остроумно- Жук.
Жук был человек мрачный. Несколько лет назад он попал под машину, после чего месяца три провалялся в больнице, что, конечно, веселости ему не прибавило.
- Ну, чего тебе? - спросил Жук.- Больше шляться негде?
Вася, честно намеревавшийся разделить свои полбутылки с предполагаемым сторожем, был оскорблен в лучших чувствах.
- Давай мотай отсюда,- добавил Жук, не ожидая ответа.
Даже, если бы Вася был трезв, появление незваного гостя вряд ли вызвало бы у Жукова прилив энтузиазма.
Но вдобавок Жуков, как известно, не выносил пьяных. К своему несчастью, Вася об этом и не подозревал и потому вместо того, чтобы последовать совету Жука, оскорбленным голосом спросил: - А чего вы грубиянничаете, гражданин? И чего в такой поздний час находитесь на невверенной вам территории? Так я и милицию могу вызвать!
- Ну, иди вызывай, алкаш,- спокойно сказал Жук, взял Васю за плечо, повернул, и Вася понял, что сейчас последует. Но возразить он не успел и, пролетев несколько метров - пинок был крепкий,- рухнул на груду кирпича в чертополоховых зарослях. Не оглядываясь, он вскочил и поступил так, как поступил бы случайный прохожий, увидев дуло бесшумного пистолета,- Вася ринулся наутек. За углом, под фонарем он остановился, ощупал себя, и горькая обида сжала сердце: штанина была мокрая, а в кармане противно скрипнули осколки. Вася, стараясь не порезаться, вытащил бывшую бутылку из промокшего кармана и, полный желания мести, быстро зашагал к центру - в милицейский пост, жаловаться и требовать возмездия хулигану Жуку.
Васин же обидчик, прикрыв дверь и чертыхнувшись, снова принялся за прерванную работу. Возясь у какогото странного сооружения, он снова начал высвистывать, слегка фальшивя, фразу, которую вполне можно было принять за пароль. Но те, кто был знаком с Иваном Жуковым ближе, знали, что такое насвистывание (почему именно "Яблочко" - неизвестно) свидетельствует: Иван чем-то очень доволен.
Иван Жуков действительно был доволен - работа, длившаяся уже третий год, близилась к концу. Странное сооружение, над которым с гаечным ключом склонился Жук, вот-вот должно было начать действовать. Если бы Вася встретил более гостеприимный прием, он увидел бы, что Иван колдует над какой-то штукой, весьма напоминающей большой трехколесный велосипед. Но велосипед, опутанный разноцветными проводами и увешанный со всех сторон трансформаторными блоками, катушками и еще какими-то вовсе непонятными штучками.
