Георгий Гуревич - В зените. Научно-фантастический роман
Дециметровые Грави-Солнца служили плавильными печами, метровые обеспечивали энергией электростанции, десятиметровые могли кипятить воду для опреснителей, стометровые — изгонять зиму из целых городов, в полярных странах создавать тропические оазисы.
Километровое Грави-Солнце могло стать светилом для небольшого бессолнечного мира, такого, как Астрелла.
Но у Астреллы был собственный спутник — гравибуксир. На нем стояла гравистанция, буксирная. Подтягивала и доворачивала Астреллу, меняя орбиту по разумению Здарга. Та же станция при увеличенной мощности могла и зажечь этот спутник, превратив его в сияющее солнышко.
Такова общая идея. Всем читающим она приходит в голову. А далее следуют «технические трудности», занимавшие Здарга не один год. Нарочно напоминаю о них. В литературном повествовании как-то выпадают из поля зрения эти технические трудности, все кажется, о чем тут размышлять, собственно говоря.
Во-первых, есть разница между Грави-Солнцем и настоящим Солнцем. Грави-Солнце меньше и притягивает не так надежно. Раскаленные газы удирают с его поверхности. Нужно еще удержать их. Грави-Солнце склонно таять само собой.
Во-вторых, Грави-Солнце, зажигается гравистанцией, а гравистанции строятся из металла и керамики, они могут расплавиться при солнечных температурах.
В-третьих, Грави-Солнце служит, кроме того, и буксиром, а для буксира нужны одни параметры, для солнца — другие. Переставлять надо было с места на место единственный спутник Астреллы. И рассчитать все изменения орбиты при изменении гравитации на этом капризном Грави-Солнце.
Были еще «в-четвертых», «в-пятых», «в-шестых»… «в-сотых». Хватало головоломок Здаргу. Но, в конце концов, дело было сделано. К годовщине объявления независимости таланты Астреллы получили подарок — свое собственное солнце.
Это действительно был торжественный момент, когда на ночном небе бледный круг зажегся ярким огнем. Свет разгорался постепенно, наливаясь алой кровью, спутник-солнышко как бы осветился изнутри, пожелтел, поголубел, раскалился и засиял, насыщая звонким цветом каждый предмет. И травы Астреллы стали зелеными, небо — темно-синим, скалы приобрели все оттенки — от песочно-желтого до черного, прорисовались колонны и капители во всей узорности, лица зарумянились, блондинки стали светлее, брюнетки — чернее. Впрочем, к чему перечислять краски? Мы на Земле видим это чудо каждое утро, когда серый предрассветный сумрак сменяется пестрой палитрой дня. Но астреллитам после полугодового блуждания в поясе вечной прохлады, в отдалении от собственного солнца, возрождение лета казалось счастьем, если не чудом.
Мерзли, мерзли! И вдруг по мановению Здарга — грейтесь, загорайте!
Позже художники написали сотни картин с обнаженной натурой под названиями: «Праздник нового Солнца», «Солнце подарено», «Первая ласка Солнца», «Обручение Астреллы с Солнцем»…
И скульпторы высекли сотни фигур, изображающих Здарга с солнцем в руке.
И поэты написали тысячи стихов о свете разума, разгоняющего тьму, о солнце, жарком и страстном, как возлюбленная, о солнце, подобном верной жене и даже… верному псу, бегущему за хозяином на край света, в данном случае — на край планетной системы.
Славная была победа. И время самое славное в истории Астреллы — время покорения вершин. К сожалению, таково правило альпинизма — после покорения вершины следует спускаться.
И на Астрелле начался спад — возникли раздоры. Раздоры возникли в связи с обсуждением устава талантов. Здарг все откладывал это обсуждение: ему организационные дела представлялись маловажными. Предоставили тебе возможности — твори, работай! И Ридда не спешила: к чему устав, к чему свод законов Астреллы, когда сам Здарг — свод законов. Но многие таланты напоминали, даже настаивали на дискуссии. В конце концов, Ридда зачитала составленный ею же текст на празднике Рождения Солнца. Думала про себя, что в обстановке всеобщего ликования ненужная ей дискуссия смажется сама собой.
Споры мог вызвать только параграф третий: «Целью истинных талантов является всестороннее развитие личности, прогресс науки, искусства и культуры…»
К этому Ридда предлагала добавить разъяснение:
«…Прогресс качественный, а не количественный, совершенствование чувств и разума сапиенса как высшего достижения природы, создание оптимальных условий для духовного роста».
Ридде казалось, что возражений не будет. Формулировка широкая, неопределенная и лестная. Кто же против прогресса, культуры и науки? Кто же откажется считать себя высшим достижением природы? Кто не захочет оптимальных условий для развития собственного духа? И кто же, наконец, захочет отложить праздничное угощение ради уточнения каких-то параграфов? Проголосуют, утвердят, предоставят Ридде самой решать, кто есть талант истинный и что такое оптимальные условия.
Но отыскался оппонент. Нашелся рьяный спорщик с возражениями: некто Гвинг, изобретатель, инженер-химик. Промышленной генетикой занимался он, живя и на Астрелле.
«Нескладный», - говорили о нем сдержанные историки. «Уродиной» называли недруги. Мне анапод нарисовал могучий торс на кривых ногах, длинные волосатые руки, широкое бугристое лицо, черную повязку на поврежденном глазу. Гвинг был земляком Ласаха, даже
ровесником, они учились в одном институте. Судьба почти одинаковая… но в одинаковых условиях вели себя по-разному Ласах и Гвинг.
Ласах отлично ладил с окружающими, каждому умел сказать и сделать приятное. Гвинг всех раздражал своей непримиримостью, его считали сварливым скандалистом, ругателем и циником, не знающим ничего святого. На самом деле был у Гвинга свой кумир: Святая Справедливость; не задумываясь, приносил он в жертву этому кумиру и близких и себя.
От рождения Гвинг был здоров и даже благообразен. Его изуродовал, сделал одноглазым взрыв в лаборатории. Неловкая и бестолковая уборщица уронила бутыль с химикалиями. Гвинг кинулся и заслонил женщину от осколков. По его понятиям о справедливости, женщину полагалось заслонять.
В дальнейшем он работал фармацевтом, аптекарем. На нищем и безграмотном Вдаге эта работа давала некоторый достаток. Семья Гвинга была сыта, одета, девочки учились в школе. Но когда голодающие штурмовали хлебные склады спекулянтов, Гвинг оказался во главе, был схвачен и заключен в тюрьму на долгий срок. Испуганные власти пошли на уступки, несколько ограничили жадность спекулянтов, миллионы голодающих получили хлеб. Но семья Гвинга пошла по миру, его собственные дочери умерли от дистрофии.
В тюрьме было достаточно времени для размышлений. Сидя в камере, Гвинг написал трактат о производстве синтетической пищи. Синтез мог бы решить проблему прокормления Вдага. Позже, узнав о летающей космической Академии Здарга, Гвинг переслал туда свой трактат, настаивая на том, чтобы ученые астероида энергично продолжали работу по синтезу. Но Здарг верил в головы, а не в формулы. Он сумел вызволить Гвинга из тюрьмы, взял его на свою космическую яхту. Ридда отнесла его к привилегированной группе «самых перспективных». Гвингу отвели просторный участок; он превратил его в хлев в прямом смысле и в переносном заставил смрадными свинарниками и еще более вонючими чанами, где варились эрзац-амины, эрзац-углеводы, синтетическое пойло, которое свиньи затем превращали в качественную ветчину. Опыты были в самом разгаре, когда пришло распоряжение Льерля сворачивать работу, перегонять Астреллу к Их-Луне. Тогда Гвинг возмущался громче всех, кричал, что в Академии Южного Вдага засели людоеды, только людоеды могут срывать самую важную из задач науки во имя проблематической погони за жалкими приливными акваториями, что, если он, Гвинг, не завершит свое исследование, вообще никаких сапиенсов не будет на Вдаге. В ту пору Гвинга называли «большой дубинкой Ридды».
