Владимир Орловский - Бунт атомов
- Вы не сродни командиру Козловскому, начальнику охраны работ? спросил он молодого человека.
Тот улыбнулся широкой улыбкой беззаботного человека.
- Ну, как же: родной племянник. Дядюшка мне уже говорил о вас по телефону, так что я успел озаботиться легким завтраком. Не угодно ли? - И он все тем же широким, немного дурашливым взмахом, указал на свою палатку.
Дерюгин с любопытством посмотрел на этого странного, беззаботного человека.
Тот спокойно выдержал испытующий взгляд, и на открытом загорелом лице не шевельнулся ни один мускул.
- Спасибо,- ответил Дерюгин,- мы сначала смотрим вашу установку.
- Милости просим,- последовал ответ с тем же радушным жестом,- она теперь столько же ваша, и даже больше,- ведь вы - начальство.
- Осторожнее, сударыня,- любезно предупредил он Дагмару, прислонившуюся к легким деревянным перилам,- здесь недавно крашено и, вероятно, еще не совсем высохло.
Дерюгин еле сдержал улыбку, слушая этого чудака. А тот уже рассказывал о назначении приборов на столе, с видом фокусника, демонстрирующего особенно удачный и любопытный трюк.
- Начинается с телефонов... Звонят по очереди... Указывают створы, через которые движется шар... Следим по карте... Напряженное внимание... Загораются зеленые огни,- сигнал первый: противник появился в поле зрения наблюдателей... Ждем...
Вспыхивает красная лампочка,- шар попал на визирную линию трубы... Рука на кнопке контакта... Загорелся второй огонек, но первый погас... Еще один... Смотрим, не отрывая глаз... Третья вспышка: все перед глазами. Нажимаем ключ,- трах и готово!
Инженер махнул рукою, растопырив пальцы, словно бросая что-то в воздух.
Дерюгин с беспокойством взглянул на Дагмару, близкую к обмороку при описании драмы, которая должна была разыграться здесь через несколько дней. Козловский и сам заметил впечатление, произведенное его словами, будто вспомнил что-то, смутился и заторопил гостей зайти закусить "чем бог послал".
Все трое направились к палатке.
За столом инженер, стараясь загладить свою невольную оплошность, говорил не умолкая, рассказал два-три анекдота, вспомнил недавнюю революцию. Но все это не помогло. Девушка, охваченная тоскою и ужасом, рассеянно слушала болтовню Козловского и думала о своем.
В Красносельцах, куда Дерюгин заехал после осмотра обеих станций, ждала телефонограмма из управления, вызывавшая его срочно в Пултуск.
Прощаясь с начальником охраны, Дерюгин сказал ему:
- Познакомился с вашим племянником. Вот, кажется, неунывающий человек...
- Молодчина,- ответил бывший майор,- один из немногих, умеющих глядеть в глаза смерти с веселым лицом.
Впервые разговор коснулся этой темы открыто.
- Как он попал на это место? - спросил Дерюгин,- добровольно?
- И да, и нет. Вызвали специалистов. Никто из многих, оказавшихся налицо, не почел вправе отказаться. Вопрос решили жребием. Вот и все. А если бы его заменить другим лицом?
- Он почел бы это для себя величайшим оскорблением.
- Но ведь там верная смерть.
Козловский пожал плечами.
- это - долг. К тому же Владислав принадлежит к числу счастливых людей, которых надежда не покидает ни в каких обстоятельствах. Если есть один шанс из тысячи,- он убежден, что этот шанс будет его.
Автомобиль тронулся в обратный путь. Через полтора часа были в Пултуске.
Оказывается, в полдень пришло известие из Люблина, что атомный шар, встреченный тракторами около Равы Русской, окружен ими и теперь движется, увлекаемый магнитами, на Щебжешин.
Глава XXII Охота
Итак, жребий был брошен и выпал на долю заряда № 5, как именовалась официально пушка у Красноселец, среди полудесятка других, сооружавшихся в Европе. Только теперь, увидев собственными глазами все, что символизировало это короткое обозначение, и узнав о движении атомного шара в Польшу,Дерюгин впервые осознал ясно все значение совершающегося и свою собственную роль в нем.
Эти ползущие нескончаемым потоком по дорогам грузы, сотни машин, громыхающих среди копошащихся вокруг людей; толпы оставшихся без крова беженцев; наконец, два десятка осужденных, ожидающих в тоске смертного часа,- это была та страшная игра ва-банк, для которой наступали последние моменты. И ставкой в ней была судьба Земли и всего на ней живущего.
Нелепая сказка, фантастический бред, ставший явью сегодняшнего дня. А выигрыш или поражение в этой игре зависели от движения руки Дерюгина, маленькой единицы из полутора миллиардов, судьба которых была привязана к комочку нервов и мускулов, составляющих его тело.
Одно неверное движение,- и вся напряженная работа за жизнь борющегося человечества пойдет насмарку, все будет уничтожено, и вырвавшаяся из плена стихия сделает свое дело.
На одно короткое мгновение Дерюгина охватил ужас. Ему хотелось бросить все, закрыть глаза, последовать примеру старика Флиднера. Но страшным напряжением воли он постарался взять себя в руки. Теперь не время было впадать в истерику; он должен превратиться в машину, такую же точную и бесстрастную, как механизмы, которыми он будет управлять. Эмоции - роскошь, которую могут позволить себе люди, не обремененные ответственностью.
"А смерть?" - будто шепнул кто-то на ухо давно жданный вопрос.
Что-то смутное шевельнулось в ответ в глубине души; трепетало и корчилось в предсмертной муке маленькое, жадное к жизни, неугомонное "я". Но и эта борьба была непродолжительной. Спокойно, словно выбирая из кучи хлама нужные предметы, Дерюгин развернул перед собою ряд картин: знакомые, многомиллионные города, бурлящие шумной, веселой сумятицей, просторы полей и лугов, где из века в век сотни миллионов таких же комочков протоплазмы добывают из земли право на существование в неустанном труде; длинные корпуса заводов, где дышат, грохочут, поют свою неутомимую песнь миллионы машин, ткущих стальными пальцами пеструю ткань новой жизни; вековые леса и знойные пустыни, прорезанные стремительными лентами путей; неоглядные просторы океанов, изборожденные фосфоресцирующими следами стальных чудовищ, управляемых маленькими пигмеями; самый воздух, пронизанный полетом ширококрылых механических гигантов,- словом, полтора миллиарда земнородных, сплетающих ежедневно, ежечасно все новую сказку, именуемую жизнью.
Дерюгин прислушался: маленькое чудовище, копошившееся на дне души, еще топорщилось.
"А Дагмара?" - напомнило оно, ехидно хихикая.
Дерюгин усмехнулся.
Дагмара - одна из многих тысяч, попавших под колесо.
Локомотив не может остановиться из-за маленького размолотого им камешка. Тысячи Дагмар ждут решения своей участи...
