Виктор Колупаев - Ошибка создателя (сборник)
— Отстань, Буассар. Хочешь поболтать, иди к бабинге.
Но в принципе француз был прав: все мы прошли через «спортивные» лагеря.
— Ладно, — Буассар запустил пустую пивную банку в траву. — Я не собираюсь копаться в твоей биографии. Да и макаронник к тебе больше не пристанет. Он утонул в озере Альберт. Несчастный случай. Рядом с макаронником тогда плыл ван Деерт. Потом я сам видел — майор Мюллер одобрительно похлопал голландца по плечу. — Буассар ухмыльнулся: — Он много чего нам порассказал, этот макаронник. Например, об усташах. Этот человек, который основал вашу партию… Ну, как его?.. Ох уж эти мне славянские имена… Ага, вспомнил!.. Анте Павелич… Он, правда, приказывал вырывать глаза у своих политических противников?..
— Если бы он это делал планомерно, мы не проиграли бы войну и не шлялись бы сейчас по всяким там черным Конго, — неохотно сказал я. — Заткнись и отстань от меня, Буассар. Настоящие усташи не воюют в дфрике. Хефер, Илич, Любурич, Бранчич, Ровер — что ты о них знаешь? Да и не надо тебе знать о них. И ко мне не приставай с такими вопросами. Я здесь потому, что мне нужны деньги. Бот все, что могу тебе сказать.
Он кивнул.
Он сам думал так же.
В наши годы не тешат себя иллюзиями.
— Бабинга! — заорал я. — Принеси пива! Буассар вскрыл принесенные банки и первую подал мне.
Мы еще немного поговорили.
О Конго, о заработках.
Никто не упирал на то, что мы — малиновые береты, синие гуси, рейнджеры, ну и это там, белые великаны.
И нам совсем было хорошо, когда в невидимом, закрытом зеленью непроницаемой духотой небе раздался дальний гул, постепенно перешедший в странный свист, и мы невольно привстали, пытаясь понять, чей это самолет выпевает в небе свою прощальную лебединую песнь?
А потом до нас дошел приглушенный грохот взрыва.
— Кто-то из верхних, — ткнул в небо Буассар. — Я никогда не завидовал верхним. Гляди!
Из палатки выкатился Ящик.
Круглые вытаращенные глаза были полны ужаса.
Он был весь серый, как пепел перегоревшего костра.
Трус, невольно подумал я. Что с того, что он умеет владеть пулеметом? Он все равно трус.
И еще раз решил — держаться надо ближе к французу.
— В машину! — рявкнул, выскакивая из палатки, капрал.
Через пять минут все мы, кроме Ящика, оставленного с бабингой охранять лагерь, тряслись в джипе.
Что мы получим от этой вылазки?
Держу пари, этот вопрос интересовал всех.
Если мы найдем разбившийся самолет, можно будет не торопясь порыться в обломках. Это живые не любят делиться своим добром, а мертвым, как правило, на все наплевать. Если что-то при них остается, они никогда не оспаривают вашего права на эти вещи.
Глава вторая
Оборотень
Морщась от тряски, капрал спросил:
— Зачем тебе малокалиберка?
Голландец нежно провел рукой по вишневому прикладу:
— Пригодится…
Когда он щурился, щеки его, неестественно красные и тугие, выпирали над буйной растительностью, и тогда голова голландца начинала напоминать подкрашенный волосатый кокос.
Капрал понимающе усмехнулся.
Милях в шести от лагеря дорогу нам преградило огромное, опасно нависшее над тропой дерево.
— Оно насквозь прогнило, — сказал Буассар. — Если мы въедем под него, оно рухнет.
Капрал недоверчиво фыркнул, но остановил джип.
Вытянув шеи, мы пытались рассмотреть — что там, в глубине зарослей? Мне даже показалось, что там что-то мерцает в душном темном переплетении бесчисленных ветвей.
— Там что-то есть, — подтвердил немец Шлесс.
Раздвигая стволом автомата ветви, он нырнул в гущу зарослей.
Немец был новичком, ему следовало утверждаться. Он правильно делал, беря на себя инициативу, но на его месте я бы не полез вот так сразу неизвестно куда. Закурив, мы молча ожидали его, прикидывая, с какой силой должна была врубиться в землю дюралевая сигара самолета, если отсветы взрыва, казалось, и сейчас еще разгуливали в душной полутьме джунглей. Впрочем, у тех, которые вверху, все обычно кончается сразу, а вот сержант Андерсон, попавший в капкан, выставленный на тропе каким-то хитроумным симбу, отстреливался от черных почти три часа, отлично зная, что никто ему не поможет. Он тогда попал в самый настоящий капкан, выставленный на крупного зверя, и левая нога, чуть ниже щиколотки, была у него раздроблена.
Наконец мы услышали:
— Капрал! Я нашел негра.
Буассар заржал.
Неожиданной находку Шлесса мы назвать не могли.
Капрал крикнул:
— Убей его!
— Подожди, Шлесс! — Голландец торопливо спрыгнул на землю. — Не торопись! Я покажу тебе, как это делается.
Через минуту мы услышали выстрел, но ни немец, ни голландец на дороге не появились.
Капрал недовольно ткнул меня локтем:
— Поторопи их.
Я бесшумно нырнул в кусты, скользнул под низкими сучьями какого-то необъятного дерева, как канатом перекрученного лианами, и замер.
Во-первых, я увидел негра.
Это был крошечный, очень худой, с рахитично выдающимся вперед животом мальчишка. Он стоял на земле на коленях, спрятав черное лицо в черных ладонях, но, похоже, лицо он прятал вовсе не из страха перед возвышающимся перед ним, как башня, голландцем, а…
Во-вторых, я увидел странное существо, какую-то уродливую гигантскую бородавку, нечто вроде полупрозрачной опухоли или ненормального нароста на поросшем мхами старом пне. Перед этим наростом, под прозрачной слизистой оболочкой которого все время что-то подрагивало, переливалось, слабо фосфоресцировало, и застыл негр. И чисто интуитивно я вдруг понял, что этот маленький черный вовсе не боится ни голландца с малокалиберкой в руке, ни таинственной опухоли…
В-третьих, я нигде не обнаружил следов разбившегося самолета…
Ван Деерт, чем-то сбитый с толку, поднял малокалиберку и почти в упор вогнал пулю в торчащий перед ним нарост.
— Я ведь попал?
Я пожал плечами.
Было бы странно, если бы он промахнулся.
Тогда голландец выстрелил снова.
Когда пуля с малого расстояния попадает в живую ткань, звук получается отчетливый, специфичный. Такой звук ни с чем не перепутаешь. Но сейчас мы ничего такого не услышали.
Присев на корточки, я осмотрелся.
Не страх, не брезгливость, не удивление внушало бугрившееся над пнем странное образование. Я и сейчас не могу точно определить охватившее меня чувство. Я не боялся, нет, но вот некоторая настороженность… Я не испытывал брезгливости, но вот ощущение чужого… Совершенно чужого… И что-то там под полупрозрачной оболочкой действительно происходило: вспыхивали неясно, вновь гасли, расплывались неопределенные радужные пятна… Так море светится за кормой теплохода… Казалось, эта тварь в любой момент, как хамелеон, готова сменить обличье.
