Александр Путятин - Нф-100: Приключения метеоролога
Болотовед задумчиво уставился в карту... Он морщил лоб и беззвучно шевелил губами, словно сам с собой обсуждал возможные варианты маршрутов. А мы с Михельсоном незаметно от него поддернули вверх ботфорты болотников. Ещё минута, и ещё... Есть! Дима внезапно вскрикнул и дёрнулся, как укушенный. Карта вылетела из рук. Он бешено крутил головой и отчаянно не понимал, что происходит. А мы стояли по колено в воде посреди небольшого озера. Метров сто в диаметре. Карта до воды не долетела, её Михельсон успел подхватить.
Вот так! А проторчи мы здесь ещё полчаса, вода поднялась бы до пояса, если не выше. И диаметр озера вырос бы метров до трёхсот. Вот такие они, западносибирские болота!
К вертолёту шли напрямик. Воду из сапог Дима выливать не стал, говорить с нами он тоже не хотел. А когда лес расступился, и показалось место стоянки, обиженный болотовед сразу перешел на бег. Увидев, что мы возвращаемся, коллеги стали потихоньку грузиться в салон, а пилот запустил двигатель. Сначала на полную катушку раскрутился хвостовой винт, затем начал медленно вращаться центральный. Рёв двигателя всё усиливался.
Дима мчался к стоянке по кратчайшей траектории, и ... Что-то мне в его беге не нравилось.
- Сворачивай, мать твою!!! - внезапно заорал Михельсон.
И только тут я сообразил, что Дима бежит прямо на ставший невидимым хвостовой винт. Но грохот двигателя заглушил начальственный окрик. Тогда Михельсон рванулся вперед. Он бежал, размахивая руками, как сбесившийся богомол. У вертолёта не сразу заметили бурную жестикуляцию начальника экспедиции. Но даже если кто и сообразил, в чем дело, остановить Диму они уже не успевали. Он был уже в двух шагах от винта и стремительно летел навстречу гибели. Ещё секунда и ...
И в этот момент шум пропал. Очевидно, от волнения у меня заложило уши. Движения всех участников стали замедляться. В висках застучали удары колоколов. Я внезапно представил себе, как Дима ударяется о прозрачный барьер и отлетает на шаг назад, а затем моя рука хватает его за ворот энцефалитки и оттаскивает на пару метров вбок... Прочь от опасной траектории. В глазах темнеет, горло перехватывает спазм...
Вместе с солнечным светом из мрака возвращается грохот винтов и отчаянная жестикуляция Алексея Исааковича. Только теперь он яростно молотит кулаками воздух и орёт что-то плохо слышное, но явно матерное. Дима подбегает к пассажирской двери Ми-8 и начинает недоумённо вращать головой. Из кабины к нему бежит разъяренный Михаил Антонович. Михельсон тоже ускоряет шаг. То ли спешит спасти своего сотрудника от ярости первого пилота, то ли собирается присоединить начальственный рык к праведному гневу вертолетчика.
А я бреду вперед, с трудом передвигая ноги. Такое ощущение, что на плечи внезапно лёг небесный свод. Тяжелый он оказывается, зараза! Что здесь произошло, не знаю... Но кое-какие догадки имеются. Вот только очень уж пристально смотрит на меня Наташа. Нехорошо это. Нелогично. Ей бы лучше сейчас так на Диму глядеть. Он должен быть в центре внимания. Не я.
5.
Всю обратную дорогу я молча сидел в углу. Ровный рокот винтов давил на барабанные перепонки вдвое сильнее обычного. Тупо ныли виски, и немного щемило сердце. Но об отдыхе я не мог даже мечтать. После приземления - хочешь, не хочешь, а придётся активизироваться. В одиночку Михельсону эту ситуацию не разрулить.
Служебный автобус притормозил у гостиницы. Вертолётчики помогли нам выгрузить вещи и разнести их по номерам. Михельсон приказал заканчивать работу и готовиться к отъезду из Когалыма. А мы с ним вернулись в автобус, где уже сидели вертолётчики. Водитель молча довёз всех до двухэтажного щитового домика, в котором жил Михаил Антонович. Мы знали, что его жена неделю назад уехала в отпуск. Так что лучшего места для снятия стресса было не найти.
Я, как самый молодой участник застолья, побежал к универмагу за "огненной водой", а остальные принялись собирать на стол. Слова "к универмагу" в данном случае нужно понимать буквально. Самопальную бурду, закупоренную в стандартные водочные бутылки и снабжённую заводскими этикетками, продавали с рук около входа в магазин бойкие азербайджанцы. В коммерческом отделе универмага та же бурда стоила в полтора раза дороже... В государственном - так же, как на улице, плюс талон.
Первую бутылку Алексей Исаакович расплескал по стаканам ещё до того, как я стащил с ног болотники и повесил на крючок штормовку.
- Давайте выпьем за то, что всё обошлось, - сказал он, поднимая алюминиевую кружку. - Если честно, меня до сих пор колотит.
- Не тебя одного, - поддержал его Михаил Антонович. - Я тоже до сих пор в ауте. Как вспомню, аж внутри всего передёргивает.
Вся компания дружно сдвинула тару на центр. Пару секунд ушло на то, чтобы проглотить прозрачную горьковатую жидкость. После чего в комнате раздалось дружное похрустывание...
- Огурчики у тебя, Антоныч, выше всяких похвал! - выразил общее мнение Михельсон. - Сам маринуешь?
- Жена увлекается! - ответил ему довольный хозяин. - Я только потребитель.
- Ну, тогда следующий тост, - взялся за вторую бутылку Алексей Исаакович. - За хозяйку этого гостеприимного дома!
Все согласно закивали. Послышались возгласы одобрения... За хозяйку выпили стоя. Но двух разгонных порций Михаилу Антоновичу показалось мало, и он свернул пробку у следующей бутылки.
- Третий бокал, вопреки традиции, предлагаю за то, чтобы оборвалась полоса всех и всяческих ЧП! А то вчера Степаныч, - он кивнул в сторону бортмеханика. - Александра к страховочному тросу не пристегнул... Сегодня вообще, чуть этот придурок не располовинился...
- Как не пристегнул? - поднял седые брови Михельсон. - Я же сам видел, пристёгивал он трос. И к поясу, и к карабину!
- Так у нас два конца страховочных, - объяснил Сергей, второй пилот. - Один Степаныч к поясу пристегнул, а другой к карабину. А то, что это два разных троса, стало ясно потом, когда мы их сматывать начали. Антоныч нас после этого заставил такой порядок в вертолёте навести... Теперь там каждая вещь на своём месте. До часу ночи провозились. Думали, теперь всё будет нормально. А оно вон как получилось...
- А как получилось? - я решил, что пришла пора изменить направление беседы, а то уж больно мрачно они на мир смотрят. - Человек жив-здоров, даже не поцарапан! Это удача огромная! А вы: ЧП, ЧП!
Все дружно закивали, на лицах появились улыбки, глаза посветлели. Ну вот! Так-то лучше! А то устроили тут репетицию похорон...
- Твоя правда, Юрьич! - повысил меня до отчества Михаил Антонович. - Жизнь наша, конечно, не сахар! Но до общей ситуации в стране ей ещё далеко!
Ну, слава богу! Теперь можно будет молча кивать, изредка вставляя короткие реплики. Беседа вошла в привычную колею: экономика, политика, судьбы страны и мира. Можно выключиться из общей беседы и спокойно подумать о сегодняшнем происшествии.
