Петр Бобев - Опалы Нефертити
В его глазах сверкнули слезы.
— Мне страшно, Нефертити! Я не могу вынести мысли о том, что совершил. Неужели я сумасшедший? Или просто озлоблен? Или же такой злосчастный...
Показалось, что он перестал дышать. Крум попробовал пальцами нащупать его пульс. Но жизнь все еще не покидала его.
— Нефертити, слушай! Самое важное... Я нашел один папирус, может быть, последнее известие того страшного времени. Всего несколько строк: «Да будет известно тому, — говорилось в нем, — кто когда-нибудь прочтет этот папирус, что возле медных рудников фараона не побелело ни одно дерево, ни одна травинка, ни один цветок». И я попробовал. Посыпал налетом, соскобленным со старого шлема, цветок в одном горшке. И он остался здоровым...
Мария склонилась совсем низко, с изумлением вслушиваясь в эти слова. Она уже едва различала их.
— Нефертити! Я слабый человек. Я не бог. У меня нет такой силы. Прошу тебя, останови Белую гибель... Я не бог... Слабый я...
Рука его поползла по черной груди, нащупала подвешенный на цепочке огромный опал и протянула его ей.
— Возьми! Опал Нефертити! Вспоминай иногда... обо мне... о слабом человечке...
Последних его слов Мария уже не слышала. Она скорее догадалась, что он хотел сказать ей. Невольно она погладила его волосы, с которых где-то по дороге свалился золотой урей. И неожиданно она вздрогнула, почувствовала холод смерти. Он не дышал. Ни губы, ни веки его не шевелились.
— Эхнатон! — потрясенная, прошептала она. — Эхнатон, скажи что-нибудь!
Эхнатон молчал. Душа его уже покинула тело, начав путешествие к обитающим на западе, покинула мир, в котором он испытал столько страданий... И где познал такое обманчивое величие...
И неожиданно, словно поняв, что произошло непоправимое, попугай прокричал:
— Падите ниц перед божественным фараоном...
Мария закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
Когда раздался страшный взрыв,
Гурмалулу не выдержал и вместе с чернокожими воинами бросился бежать по крутому оврагу, который был единственным выходом на равнину. Кругом высились угрожающие и причудливые скалы, подобные каменному лесу, на которых играли лучи заходящего солнца, словно отблески далекого пожара. Далеко внизу белела, как снег, высохшая саванна, которая незаметно переходила в волны медно-красных дюн, исчерченных фиолетовыми рядами резких теней.
Вдруг он вздрогнул, услышав, что кто-то зовет его по имени. Он тревожно огляделся по сторонам. За одной скалой он увидел лежащего на земле Тома Риджера, которого связали и бросили там пленившие его чернокожие. В мгновение ока Гурмалулу развязал его. Том поднялся и потащил его за собой к скале, откуда были хорошо видны склонившиеся над умирающим фараоном Крум и Мария, а рядом с ними — фигура безучастно сидящего следопыта. Притаившись, они дождались конца исповеди несчастного Эхнатона, подождали, пока Крум и Бурамара выкопали могилу и опустили туда тело, пока они не тронулись вниз по тропинке вслед за разбежавшимися по степи чернокожими. Том не отважился напасть на них, потому что и по численности и по силе неприятель превосходил его. Он не знал, вооружен ли Крум, а выйти просто так, не зная, как его встретят, не посмел.
И когда трое — брат, сестра и Бурамара — исчезли во мраке, он схватил за руку Гурмалулу.
— Помнишь? Ты мой бумеранг!
— Помню, — промямлил чернокожий.
— Во что бы то ни стало, ты должен убить мистера Крума!
— А виски? — спросил Гурмалулу, который дрожал от жажды.
— Пить будешь потом! Сначала заслужи это!
Гурмалулу почесал бороду.
— А почему мистер Том сам его не убьет? У него есть гром.
— Потому что он уже знает, что можно ждать от меня, и не подпустит меня к себе.
— Он убьет бедного Гурмалулу!
— Крум никого не убивает. Да и ты не такой уж дурак, чтобы позволить ему это. Примажешься к ним, вроде как остался один и решил искать свое племя. Ударишь его палкой по голове или столкнешь в какую-нибудь яму... Что бы там ни было, но, пока он жив, не возвращайся...
— А виски?
— Чем раньше покончишь с этим делом, тем скорее получишь виски.
Они начали спускаться, когда уже совсем стемнело. Ночевали они в километре от костра, возле которого легли спать Крум и Мария. Гурмалулу попробовал подкрасться к ним, чтобы, не теряя времени, выполнить свою задачу и тем самым поскорее заслужить награду, но тотчас же вернулся. Бурамара не спал.
Лишь на рассвете, увидев, что те трое снова тронулись в путь, Том и Гурмалулу приготовились следовать за ними. Гурмалулу должен будет настичь их и выполнить свою задачу, а тем временем Том Риджер будет идти за ними на большом расстоянии, чтобы никто его не заметил и не заподозрил в чем-либо. На всякий случай, для большей уверенности, он уточнил направление их движения — даже если он потеряет их следы, будет идти все время на восток, так, чтобы тень все время оставалась справа.
— А по дороге есть вода? — спросил Том.
— Есть! — заверил его Гурмалулу. — В нескольких местах. Раскопаешь песок, и снизу появляется вода.
— А как я узнаю, где копать?
— Там сверху всегда вьются мушки.
— Этого мало. Расскажи мне, где эта вода, укажи мне какой-нибудь знак. На каком расстоянии отсюда... Проводник тупо смотрел на него.
— Гурмалулу знает дорогу ногами. Руками не знает, чтобы показать. Головой тоже. Он может только отвести тебя...
— Никуда не будешь меня водить! Сделаешь то, за чем я тебя посылаю. Потом вернешься! Самое большее через два дня будешь со мной! Тогда я дам тебе виски, целую хижину виски.
Острый взгляд туземца заметил змею, которая на мгновение высунула голову из норы. Гурмалулу ударом камня расплющил ей голову. Затем он вытащил ее, испек на костре, и они стали быстро есть.
Обгладывая змеиные позвонки, Том случайно обернулся назад и вскочил на ноги. В ста метрах от него стоял человек, обросший бородой, оборванный, качающийся от усталости, который, едва волоча ноги, тащил за собой тяжелую лопату.
— Гарри! — воскликнул Том, узнав его.
Человек вздрогнул. Глаза его округлились от страха.
— Что ты здесь делаешь, Гарри?
Плешивый медленно приблизился.
— Умираю с голоду! — пробормотал он. — Дай что-нибудь поесть!
— Ничего не осталось! Последнюю косточку выбросил. А ты почему не застрелишь какую-нибудь дичь?
— Патроны кончились. Да и в кого стрелять? Все живое сбежало.
— А где остальные?
— Нет остальных. Одних унесла вода, другие перестреляли друг друга, третьи сбежали. Лагерь сожгли.
— А ты? Ты что здесь делаешь один? Почему и ты не сбежал?
Гарри неожиданно вскинулся:
— Нет! Сдохну, а не уйду отсюда. Как знать, может, еще раз копну и найду свое великое счастье! Как знать? Том положил руку ему на плечо.