Дэвид Вебер - Прекрасная дружба
«Приветствую, Быстро-Бьющий! – сказал Лазающий-Быстро. – Добро пожаловать в угодья клана Погибели-Клыкастой-Смерти».
«Благодарю за радушие, старший брат, – ответил Быстро-Бьющий. – Хотя я не знал, что Погибель-Клыкастой-Смерти и ее родители стали полноправным кланом».
«Если еще не стали, то скоро станут, – сказал Лазающий-Быстро. – И клан Яркой Воды решил, что у них, конечно же, есть право на получение статуса клана. Они уже многому нас научили, не говоря уже о…»
Он приподнял обрубок правой передней лапы и почувствовал, как Быстро-Бьющий с ним соглашается. Затем он прищурил глаза, когда они с разведчиком клана Смеющейся Реки попробовали мыслесвет друг друга. Для древесных котов это был эквивалент того, что люди могли бы назвать «знакомством», если не считать того, что это было гораздо быстрее – и гораздо глубже – чем могли добиться любые два человека. Конечно, ни один из них не был певицей памяти, так что они не могли дойти до самого дна, но за то время, что Быстро-Бьющий и его люди выбирались из аэрокара и подходили к ожидающим Харрингтонам, они с Лазающим-Быстро стали все равно что старыми друзьями.
После этого они оба попробовали мыслесвет всех людей, с которыми раньше не встречались. Это был интересный опыт, так как мыслесвет как Стефани, так и МакДаллана упоминался в песнях памяти, последние несколько месяцев расходящихся от клана к клану. Всем слушающим певицы памяти ясно дали понять, что у двух людей был исключительно мощный мыслесвет, даже для двуногих, но теперь было очевидно, что песни значительно их преуменьшали.
«Мыслесвет твоей двуногой гораздо сильнее, чем я ожидал, – сказал Быстро-Бьющий. – Думаю, что в чем-то он может гореть даже ярче, чем у Врага-Тьмы!»
«Мыслесвет Врага-Тьмы тоже очень силен, – уважительно отозвался Лазающий-Быстро. – Хотя я не думаю, что кто-то из них по-настоящему ярче другого. Они просто… различны».
Он задумчиво поиграл кончиком хвоста, пытаясь придумать, как выразить свои ощущения.
«Мне кажется, – сказал он спустя мгновение, – что разница в том, как именно они чувствуют нашу с ними связь. Погибель-Клыкастой-Смерти мыслеслепа, а Враг-Тьмы… не совсем. Я слышу почти… почти эхо его мыслеголоса. Но я все же думаю, что Погибель-Клыкастой-Смерти действительно может попробовать мои чувства лучше, чем он пробует твои. Как будто бы… как будто бы у каждого из них лишь половина умений Народа к ощущению мыслесвета, но ни у одного нет всего».
«Полагаю, ты прав, – ответил Быстро-Бьющий. – Я не слишком-то над этим задумывался, но теперь понятнее, как Ясной-Певице удалось донести до него воспоминания Истинного-Ловчего о том, что сделала преступница».
«Это хорошо! – сказал Лазающий-Быстро. – Мы уже гораздо больше узнали о двуногих – особенно о наших двуногих! Надеюсь, они так же много узнают и о нас».
* * *– Доктор МакДаллан, миз Кисаева… Фишер, – сказал Ричард Харрингтон, по очереди протягивая руку людям и приветственно кивая древесному коту. – Добро пожаловать! Заходите внутрь, пока дождь не начался!
– Это, – глубоким, приятным баритоном начал Скотт МакДаллан, – звучит как очень хорошая идея, доктор Харрингтон.
– Аминь, – вторила Ирина Кисаева, после чего с улыбкой взглянула на Стефани. – И ты, должно быть, Стефани, – подмигнула она. – Рада встретиться с тобой лично. Тем более что мы с тобой, кажется, единственные не-доктора на этой вечеринке!
Стефани рассмеялась и шагнула вперед, протягивая ей руку.
– Ага, – сказала она, тряхнув головой. – Я много такого слышала рядом с этим двумя, – кивнула она в сторону своих родителей, и Марджори Харрингтон нежно отвесила ей подзатыльник.
– Просто помни, кто этим вечером раздает горячий шоколад, – зловеще сказала она своей дочери, и теперь захихикала Ирина.
У нее приятный смех, решила Стефани. И лицо тоже приятное.
Харрингтоны проводили своих гостей внутрь в большую, уютную гостиную, где в большом каменном очаге потрескивал огонь. И этот очаг не был таким уж пережитком далекого прошлого. Чего на Сфинксе было много, так это дров. И если дом посреди сфинксианской зимы потеряет энергию, этот анахроничный камин (и такие же почти во всех остальных комнатах) вполне может оказаться разницей между выживанием и замерзанием насмерть.
Однако сегодня огонь был просто для уюта, и пять людей расселись вокруг него тесным полукругом, когда шипение горящей древесины проявляло свою древнюю приветственную магию.
– Мне нравятся эти картины, – сказала Ирина, глядя на тройку старомодно написанных маслом картин на стенах.
Она подошла ближе, с явным удовольствием изучая висящую справа картину, любуясь игрой солнечного света и тени, глубиной зелени, серыми, черными и коричневыми стволами деревьев на летнем пейзаже. Картина левее отображала тот же пейзаж, но в натуральных тонах, бледной зелени и весеннего неба цвета яйца малиновки. Самая левая картина вновь показывала этот же пейзаж, на этот раз укутанный сияющей под солнцем белизной снега, украшенный кристальными кинжалами сосулек. Всех их наполнял совершенно иной смысл яркой, непрерывной жизни Сфинкса, когда планета проходила через медленную, величественную смену своих сезонов. Как будто бы зритель мог коснуться изображений, действительно дотронуться до отображенных сезонов, а справа от летнего пейзажа был пустой участок стены. Ясно было, что он дожидался осени, подумала она и повернулась к Харрингтонам.
– Я-то думала, что знаю большинство художников на Сфинксе, – сказала она, – но я совсем не узнаю эту руку. Мне бы очень хотелось найти его и попросить его приехать к дому моего брата и написать ему такую же серию!
– Думаю, это можно устроить, – медленно улыбнулся Ричард Харрингтон и кивнул в сторону жены. – Я очень хорошо знаю этого художника.
– Это вы писали? – взглянула Ирина на Марджори. – Они прекрасны!
– Ну, мне придется подождать еще примерно стандартный год, прежде чем я смогу добавить на стену осень, – ответила Марджори. – Здесь, на Сфинксе, это не то, что получится сделать быстро. Но если ваш брат не против потратить на проект четыре-пять стандартных лет, то я, возможно, смогу втиснуть это в свой плотный график.
Две женщины улыбнулись друг другу, и МакДаллан покачал головой.
– Знаете, мы обречены, – сказал он Ричарду и Стефани. Стефани изогнула брови, и он пожал плечами. – Твоя мама пишет. Ну, Ирина ваяет… и не только из глины. Ей еще очень нравится бронза. Она уже сделала три полноразмерных скульптуры Фишера, и, как будто бы это еще недостаточно плохо, она к тому же еще и гончар. Ее дом усеян чашами, кубками, вазами, тарелками, блюдами, блюдцами, кувшинами, мисками, кружками, графинами, салатницами… я уже говорил про чаши? И вдобавок она по малейшему поводу их раздаривает. Заполнила этими штуками все шкафы у своих друзей. Я точно упоминал про чаши, а?
