Мэри Расселл - Птица малая
И Эмилио осознал, что Сэм прав. Расхаживая в церковном облачении, он ощущал себя так, будто над его головой полыхает вывеска: «Никакого легального секса». Миряне считали, что знают о нем нечто важное. У них было свое мнение о его жизни. Совершенно не понимая, чему служит целибат, они находили его смехотворным или ненормальным.
Странно, но красноречивей всего отстаивали целибат люди, оставившие активное священство, чтобы жениться. Словно бы, проиграв в этой борьбе, они смогли свободней признать его ценность. И в словах одного такого священника Эмилио обнаружил наиболее ясное описание Бесценной Жемчужины: гуманность без сексуальности, любовь без одиночества, половая идентичность, основанная на преданности, бесстрашии, благородстве. И в конечном счете исключительная осведомленность о создании и Создателе…
Существовало столько же способов потерять цель и чувство меры, сколько было людей, участвовавших в этой борьбе. Эмилио сам прошел через время, когда отсутствие секса стало настолько всепоглощающим, что он не мог думать ни о чем ином, — точно голодный, мечтающий о еде. В конце концов он просто прибег к мастурбации как временному средству, поскольку уже тогда знал мужчин, которые пошли на компромисс, принеся только горе женщинам, любившим их, или топили одиночество в вине, или, что самое худшее, отрицали, что испытывают желание, и раскололи надвое свои жизни: праведники при свете, хищники в темноте.
Чтобы выстоять и пробраться через ригидность, ловушки, смятение, Эмилио с мучительной скрупулезностью выработал в себе жесткую самооценку и честность. Он нашел способ жить со своим одиночеством и отвечать «Да», когда спрашивал себя, стоит ли Жемчужина цены, которую он платит, — день за днем. Ночь за ночью. Год за годом.
Кто мог говорить о таких вещах? Во всяком случае не Эмилио Сандос, который, несмотря на свободное владение многими языками, оставался косноязычным и невразумительным, когда речь заходила о глубинах его души.
Ибо он не мог чувствовать Бога или обращаться к Богу как к другу, или говорить с Богом с непринужденной фамильярностью фанатика, или восхвалять Бога в поэзии. И все же, когда Эмилио сделался старше, стезя, на которую он ступил почти по неведению, показалась ему понятней. Для него стало более очевидным, что он и вправду призван идти этой странной и трудной, этой неестественной и неописуемой тропой к Богу, который требовал не поэзии или набожности, а простой выносливости и терпения.
Никто не мог знать, что это значило для него.
17
Неаполь: июнь, 2060
Увидев Сандоса, входившего в кабинет отца Генерала в первый день расследования по делу ракхатской миссии, Йоханнес Фолькер моргнул и возблагодарил Господа, что все это происходит в уединенном месте, вдали от Рима и подальше от надоедливых СМИ, паразитирующих на подвигах и пороках. Скольких несчастных развратил этот дурной человек, прежде чем они умерли? — с горечью вопрошал Фолькер. Убил ли он их, как убил ребенка?
Кандотти и Бер вошли вместе с Сандосом — Бер открыл дверь, Кандотти выдвинул для него стул. Сторонники, несомненно, уже околдованные им. Даже Джулиани, похоже, к нему снисходителен, нянчится с Сандосом, который нанес неисчислимый ущерб репутации и финансам Общества Иисуса, — Фолькер поднял глаза и увидел, что Джулиани смотрит на него.
— Добрый день, господа, — любезно произнес Винченцо Джулиани, взглядом требуя от Фолькера сдержанности. — Эмилио, я рад отметить, что ты выглядишь намного лучше.
— Спасибо, сэр, — пробормотал Сандос.
Одетый в черное, стройный и элегантный, с отросшими темными волосами, припорошенными сединой, Эмилио не казался таким болезненным, как два месяца назад. На ногах он держался уверенней, на лице появился румянец. Но вот в каком состоянии его психика, Джулиани не имел понятия. Сандос почти не говорил с тех пор, как прибыл Фелипе Рейес, — если не считать вежливых фраз и весьма поверхностных бесед за обеденным столом; даже Джону Кандотти не удавалось его разговорить. Жаль, подумал Джулиани. Было бы полезно знать, что творится в его голове.
Отец Генерал занял свое место во главе роскошного стола, сработанного в XVIII веке, который они обычно использовали для слушаний. Высокие окна кабинета были распахнуты, тонкие шторы красиво колыхались на июньском ветру. После сырой, пасмурной весны лето обещает быть более прохладным и дождливым, чем обычно, но вполне приятным, думал Джулиани, следя, как другие рассаживаются по своим местам. Фелипе Рейес покинул стул в углу кабинета и, перед тем как снова сесть, медлил, словно бы взвешивая, какую позицию занять по отношению к Сандосу. Фолькер встал и выдвинул стул рядом с собой, помещая Рейеса как раз напротив Кандотти, опустившегося рядом с Эмилио. Эдвард Бер уселся возле окна, откуда он мог наблюдать за всеми, оставаясь незамеченным, и где его мог видеть Эмилио.
— Господа, — начал Джулиани, — я бы хотел сразу уточнить, что это не суд и не допрос. Наша цель: установить ясную картину событий, имевших место во время миссии на Ракхат. Отец Сандос владеет уникальным ракурсом и степенью проникновения в эти события — что, мы надеемся, восполнит нашу нехватку знаний. Со своей стороны, мы располагаем информацией, которая, как я полагаю, может оказаться новой для отца Сандоса. — Никогда не умевший говорить сидя, Джулиани поднялся и начал разгуливать по кабинету. — Некоторые из нас еще помнят, что приблизительно через год после того, как «Стелла Марис» покинула Солнечную систему, мистер Ян Секизава из корпорации Обаяши обнародовал свои подозрения, будто Общество отправило корабль на Ракхат. Как и следовало ожидать, Эмилио, поднялся большой шум. Сначала Секизава обратился к своим людям, и те направили в Организацию Объединенных Наций детально разработанную программу, которая позволила бы другому кораблю следовать за «Стеллой Марис», используя почти такую же технологию. Поставленная перед фактом ООН уполномочила Консорциум по контактам установить с Певцами прямой контакт. Чтобы представлять все человечество, к экипажу Консорциума по контактам была добавлена дипломатическая группа. — Джулиани прервал свое неспешное кружение по комнате и посмотрел на Сандоса: — Возможно, Эмилио, ты помнишь By Ксинг-Рена и Тревора Исли.
— Да.
Если Джулиани ожидал какой-нибудь реакции, то был разочарован.
— Корабль Консорциума по контактам, «Магеллан», стартовал к Ракхату примерно через три года после «Стеллы Марис». И, боюсь, с этого момента ситуация становится весьма запутанной. В то время как для людей путешествие между Землей и Ракхатом занимает семнадцать лет земного времени, радиосигналам нужно лишь четыре целых и три десятых года, — поэтому возникает неразбериха и трудно установить последовательность событий. Должен напомнить тебе, Эмилио, что мы потеряли всякую связь с вашей группой приблизительно через три года после вашего приземления на Ракхат.
