Сергей Снегов - Галактическая разведка
— Уважаемая МУМ наврала, — откликнулся Леонид. — Я и не думал прокладывать курса к той звезде. Она остается в стороне.
Я рассматривал звезду в умножитель. У нее имелось три планеты. Все три интенсивно блистали. Анализаторы определили, что планеты не каменные, а металлические.
В пространстве разыгрывалась свистопляска возмущений плотности. Кто-то без устали генерировал волны, кто-то с энергией забивал их. Дешифраторы не смогли разобраться в путанице сообщений и помех. Одно лишь многократно повторенное слово «Нельзя! Нельзя!» — удалось выудить из хаоса.
— Неведомые друзья отчаянно пытаются донести до нас какое-то сообщение, неведомые враги бешено противодействуют, — сказал я.
— Несомненно, сообщение их связано с той звездой, — откликнулась Ольга. — Она уже под углом в тридцать пять, а не сорок пять градусов. Нас сносит на нее, а кто-то предупреждает, что идти к ней нельзя.
— Назовем ее Угрожающей. Название ей соответствует.
Леонид, убедившись, что МУМ не ошибается, выправил курс. Теперь Угрожающая убегала назад. Я задремал в кресле.
Когда я проснулся, раздраженный Леонид препирался с Осимой.
Оказалось, впереди раскрылась кучка звезд, белые и красные гиганты такой же неистовой светимости, что и Угрожающая. Нас сносит к ним при полностью выключенных аннигиляторах, пространство между нами интенсивно уничтожается. МУМ установила, что мы попали в область высокой кривизны и движемся по геодезической линии в неизвестную точку. Кривизна пространства непостоянна, похоже, таинственные наши враги свободно меняют ее, то увеличивая, то уменьшая.
— Надо повернуть и прорваться сквозь кривизну, — настаивал Леонид. — Когда мы разнесем в прах их криволинейную метрику, они прекратят попытки диктовать нам направление полета.
— Я более высокого мнения об их возможностях, — возразила Ольга. — Но у нас нет другого выхода, как круто отвернуть в сторону.
Пока Леонид с Осимой отдавали команды, Ольга продолжала разговор со мной:
— Боюсь, мы попали в затруднительное положение, Эли. Что разрушители глубже нас проникли в природу тяготения, я знала. Но что они меняют метрику мирового пространства — для меня неожиданность. Мы пока и мечтать не можем о чем-либо подобном.
— Ну, не мирового, а лишь своего межзвездного. В их красочном скоплении так много вещества и так мало пространства, что не стоит большого труда устроить любую кривизну в любом месте.
Я и сам понимал, что объяснение мое легкомысленно.
Искусственная кривизна была взорвана аннигиляторами звездолета. Разинувшая на нас пасть звездная кучка — я назвал ее Недоброй — покатилась вправо. Анализаторы показывали, что пространство на новой трассе мало отличается от Евклидова.
Леонид ликовал. Наш корабль недаром назван Звездным Плугом. Он мощными бороздами вспарывает космос, все конструкции и структуры пространства, называемые метрикою, трещат, когда он движется напролом.
Ольга рассердилась на него:
— Я не уверена, что криволинейность нами уничтожена!
— Ты споришь против очевидности, Ольга!
— Нисколько. Возмущения метрики пространства производятся, очевидно, сверхгигантскими механизмами. Предположи, что механизмы остановлены, когда мы изменили курс.
— Но почему? Ты способна объяснить — почему?
— Во всяком случае, догадываюсь. Мы свернули как раз туда, куда нас завлекают, и теперь достаточно прямолинейной дорожки, чтобы попасть в западню.
Даже Леонида проняло. Замолчав, он мрачно уставился вперед. Впереди было пылающее крупными светилами черное небо. Такое же небо было и слева, где осталась Угрожающая, и справа, откуда мы бежали, чтоб не угодить в созвездие Недоброе.
— Идите отдыхать, — сказала Ольга Леониду и мне. — Пройдет немало часов, пока выяснится, что нас ждет на новом пути.
Мы пошли в столовую. Леонид набрал холодное молоко и бутерброды с яйцами, я выстукал салат и квас. Мы ели молча, погруженные в невеселые мысли. За наш столик уселись два механика из отделения аннигиляторов. Леонид сказал:
— Эти чертовы разрушители хитрее, чем я о них думал.
— Они заставят нас израсходовать запасы активного вещества, — заметил один из механиков. — Вы слишком часто меняли сегодня режим хода.
— Вы принимали решение со мною, — зло сказал Леонид. Он так сверкнул глазами, что я встревожился, не начнется ли ссора.
Второй механик в разговор не вступал, но было ясно, что он поддерживает товарища. Леонид ушел к себе. Сомневаюсь, чтоб ему хорошо отдыхалось.
Я бродил по кораблю. В обсервационном зале было полно свободных от дежурств астронавтов. Меня окликнули. Я был допущен в командирский зал и нес свою долю ответственности за то, что совершалось там.
— Ребята, ситуация вам ясна, — отвечал я на посыпавшиеся вопросы. — Нас крутит меж этих чертовых звезд.
МУМ потребовала нового решения. Скопление Хи складывало свои тысячи звезд из тесных кучек в десяток-другой светил. Нас снова сносило на одну из кучек. Анализаторы фиксировали исчезновение пространства на трассе и значительное искривление его. Ольга просила санкции на перемену курса.
Сидевшие в зале молчали. МУМ, суммировавшая наши настроения и мысли, доложила, что экипаж поддерживает командира.
Третье изменение курса воздействовало на всех сильнее, чем первые два. Даже оптимисты стали понимать, что происходит неладное.
Я ушел в парк и опустился на скамью. В парке шла весна, нарядная, как на Земле. Семь времен года расцвели и отшумели с того дня, как я опустился на ракетодром этого корабля, — всего семь времен, неполных два года, а мне представлялось, будто столетие прошло во мне, так все переменилось. Надо мной цвела, капая клейковиной с листьев, высокая березка, на земле очерчивался влажный круг. В кривой, низенькой яблоне, в белых вишнях и абрикосах мерно, как заведенные, гудели пчелы. Закрыв глаза, можно было спутать деревья с запущенным аннигилятором, тот гудит тем же ровным бормочущим гудом. Мне стало душно от неподвижного запаха цветущих деревьев, от сирени, обступившей пруд, от терпкого аромата каплющей березки, я мысленно попросил ветерка, ветерок пронесся, шумя ветвями и травой, все вблизи тонко запело, закачалось, жарко задышало, ароматная духота унеслась, и я открыл глаза на маленький мирок сада, так совершенно имитирующий далекую Землю.
И тогда я почувствовал, что сам стал горек, как березка, я ощутил свой собственный аромат и вкус, словно прикоснулся к себе жаждущими губами, но я был сух и бесплоден, меня не обсыпали пчелы, лишь мысли мерно гудели во мне, как большие аннигиляторы Танева во чреве галактического корабля…
