Фрэнк Герберт - Ловец душ
«Он и вправду болен», – понял Дэвид.
– Я замерз. Нам надо найти место, где будет тепло. Кедр уберет горячку из моего тела и отправит ее на небо.
Дэвид покачал головой, пытаясь сдержать дрожь зубов. Катсук со своими птицами ожидал его на поляне. Но он говорил так… странно. Болезнь так сильно изменила его.
– Сними с меня эту немочь, – попросил Катсук.
Дэвид прикусил губу, чтобы хотя бы болью унять дрожь. Он показал рукой на табличку.
– Там есть убежище. Мы могли бы…
– Нет, мы не можем туда идти. Люди придут. – Катсук уставился на елку, под которой стоял мальчик. – Тут тоже есть… одно место.
– Я только что пришел оттуда, – ответил Дэвид. – Там нет…
– Есть одно место, – настаивал Катсук. – Пошли.
Идя странно, будто он тянул обе ноги, Катсук обошел мальчика и углубился в лес. Дэвид пошел за ним, чувствуя, будто и сам впадает в горячку индейца.
И вновь Катсук зашелся в кашле.
Возле лесного завала, у которого Дэвид отдыхал, Катсук остановился. Он глядел на серо-голубую реку, перекатывающуюся через поваленные стволы. Да, это было здесь!
Он стал переходить реку, перепрыгивая с дерева на дерево. Дэвид следовал за ним.
На другом берегу мальчик увидал то, что ранее не заметил: заброшенный парковый приют, с частично завалившейся крышей. Деревянные стенки и подпорные столбы покрылись мхом и лишайником. Катсук зашел вовнутрь. Дэвид слышал, как он там что-то копает.
Мальчик ожидал индейца на берегу.
«Придут люди?» Катсук так и сказал.
Воздух был прохладным, а безумие индейца и так добавляло леденящего страха. Катсук болен. Я мог бы убежать на поляну. Но он может схватить меня или подстрелить из лука.
Небо потемнело. Снизу черной полосой шел дождь. Его подгонял сильный ветер, взъерошивший листву на деревьях.
Катсук позвал из приюта.
– Быстрее сюда. Начинается дождь.
Индеец снова закашлялся.
Дэвид вошел под крышу, в нос сразу же ударили запах свежеразрытой земли и вонь гниющего дерева.
В углу Катсук выкопал большую яму. Оттуда он вытащил небольшой металлический бочонок. Крышка почти полностью заржавела. Из бочонка Катсук извлек два одеяла и небольшой, тщательно завернутый пакет.
– Это растопка, – сказал Катсук, передавая сверток мальчику.
Индеец повернулся к выходу из укрытия. Дэвид видел, что он шатается на каждом шагу.
– Ты думал убить меня Кедровой немочью, – сказал Катсук. – Но я еще хочу сделать то, что я должен. Ворон даст мне силу.
34
Для этого времени года пришли необычные холода. Снег и дождь выпадают больше обыкновенного. Линия снегов опустилась гораздо ниже многолетнего уровня. Я слышал, что индийские факиры делают такой фокус, сохраняя внутреннее тепло без всякой одежды или огня, но ведь этот ваш Хобухет индеец, а не индиец! Сомневаюсь, чтобы он умел делать такой фокус. Если он с мальчиком находится здесь, они будут искать какое-нибудь укрытие, постоянно поддерживая в нем огонь. Только так, иначе они умрут. Если вы постоянно теряете тепло, здешняя природа убьет вас.
Главный лесничий Национального Парка, Уильям РидекКатсук лежал между двумя бревнами на постели из мха, сознание погружено в горячечный бред. И в этом бреду был деревянный путь, стрела. Она балансировала, но летела прямо. Катсук сам нашел материал для этой стрелы: высокий кедр на перепаханной каменной лавиной земле. Все было обманом, и это тоже было обманом. Он владел этой стрелой, но и стрела владела им. В этом бреду Катсук вел процессию по деревянному мосту, соединяющему самые древние времена с настоящими. Все его сознание было буквально затоплено всеми теми людьми, которые жили до него, и которых он сейчас вел за собой.
В его мыслях дух кричал: «Земля не знает, кто владеет ею!»
Катсук нахмурился.
Горячка направляла его стопы по деревянному мосту. Он пел имена своих мертвых, но каждое новое имя вносило изменения в кошмар. Когда он пропел имя Яниктахт, то вдруг увидал бегущего Хоквата, чьи волосы развевались будто взлохмаченные ветром листья.
Следующее имя: «Окхутсэ».
Он был на поле, засаженном желтыми цветами, рядом весело журчал ручей. Он напился из него, но вода исчезла, оставив его горло пересохшим будто пустыня.
Другое имя: «Дед Хобухет».
Он очутился прямо в штормовой волне с белыми барашками, вспенившими зеленую воду. Из воды поднялся мертвый кит и сказал: «Ты осмелился побеспокоить меня!»
Еще одно имя: «Тскулдик».
«Отец… отец… отец…»
Он назвал неназываемое имя и тут же очутился на кошмарной тропе своего испытания. Он слышал погребальную песнь деревьев, чувствовал, что вся его грудь мокра. Он шел домой, в родные стороны, из хокватских мест. Рядом с дорогой стояла грязно-желтая вышка, за которой стояла могучая ель. Боковые тропки исчезали в стене деревьев. В живой зелени торчали мертвые, сухие пни.
И тут же стоял знак: «ОСТОРОЖНО! ПОДЗЕМНЫЕ СИЛОВЫЕ И ТЕЛЕФОННЫЕ КАБЕЛЯ.»
Катсук прочел эту табличку и почувствовал, что все его сознание погружается в холодную реку. Он увидал, как вибрируют в воде покрытые мхом ветви. Он превратился в одну из таких веток.
Индеец подумал: «Я превратился в водного духа».
В горячечном бреду он возопил к Ворону, чтобы тот спас его. И Ворон пришел к нему из воды, превратившись в рыбу, в куллт'копэ…
Катсук пришел в сознание, весь дрожа от ужаса. Судорога свела все его тело. Он чувствовал себя слабым и истощенным. Серый рассвет заглядывал к ним в укрытие. Индеец буквально плавал в собственном поту и теперь трясся еще и от пронизывающего холода. Одеяла были разбросаны по сторонам, потому что он сам скинул их с себя.
Его колени болели от Кедровой немочи, но он все же попробовал встать, силой заставив себя дойти до выхода из приюта. Он вцепился в подпорный столб, еле-еле ощущая необходимость, которую даже затруднялся назвать.
Ах, да… Куда подевался Хокват?
Справа от него затрещала поломанная ветка. Из-за деревьев вышел мальчик с полной охапкой хвороста. Он сбросил его рядом с серой золой кострища.
Катсук уставился на мальчика, на костер, пытаясь связать в голове эти два явления вместе.
Дэвиду была заметна слабость Катсука. Он сказал:
– В этом бочонке я нашел банку с консервированными бобами и подогрел их. Большую часть я оставил тебе.
Воспользовавшись длинной палкой, он вытащил банку из золы и поставил ее к ногам Катсука. Вместо ложки из жестянки торчала плоская дощечка.
Катсук присел на корточки и стал жадно есть, поскольку тело требовало скорее горячего, чем питательного. Бобы отдавали золой. Они обожгли его язык, но он проглотил первую порцию и почувствовал в желудке желанное тепло.
