Ким Робинсон - Дикий берег
– Вопрос сложный. Все согласны, что климат в мире изменила война, однако о том, как именно это произошло, спорят до сих пор. Предположительно в тот день в 1984 году на территории США взорвались три тысячи нейтронных бомб. К счастью для вас, образовалось не так много долгоживущих изотопов, но в стратосфере – верхнем атмосферном слое – возникло сильное завихрение.
Видимо, в результате нарушилось струйное течение. Вы знаете, что такое струйное течение? Ясказал, что не знаю.
– Впрочем, я ходил под парусом и знаю про морские течения.
Он покачал головой.
– В верхних слоях атмосферы постоянно дуют сильные ветры. Целые реки воздуха. В Северном полушарии струйные течения направлены с запада на восток, но, огибая земной шар, они поворачивают четыре или пять раз за один оборот. – Он сжал кулак и пальцем другой руки показал, как направлено течение. – Разумеется, раз от разу оно немного меняется, но до войны была одна четкая точка поворота над Скалистыми горами. Здесь струйное течение неизменно поворачивало к северу, а затем опять к югу через Соединенные Штаты. – Он указал на костяшку безымянного пальца, которая стала Скалистыми горами. – После войны этой поворотной точки не стало. Струйное течение гуляет теперь какему вздумается – иногда прямо из Аляски в Мексику, вот почему у вас в Калифорнии порой случаются арктические холода.
– Вот оно что, – сказал я.
– Это одна из причин, – уточнил Джонсон. – Погода – такая сложная система, что нельзя выбрать одну причину и сказать – вот оно что. Струйное течение гуляет как попало, но изменилась и система тропических штормов. Что повлияло на что? Никто не знает. Например, тихоокеанская область высокого давления – это касается вас в Южной Калифорнии – располагалась у западного побережья Северной Америки и была очень стабильной. Летом она сдвигалась к северу и отклоняла к северу же струйное течение, а зимой смещалась ниже Калифорнийского залива. Теперь она больше не сдвигается к северу и не защищает вас. Это – другой важный фактор,но является он причиной или следствием? Взрывы и пожары привели к выбросу в стратосферу пыли, из-за чего климат в мире стал холоднее примерно на два градуса. На Сьерра-Невада и в Скалистых горах образовались нетающие ледяные шапки, которые отражают солнечные лучи, что ведет к еще большему похолоданию… И тихоокеанские течения отклонились… многое изменилось.
На лице Джонсона была написана странная смесь грусти и восхищения.
– Похоже, в Калифорнии погода изменилась сильнее всего, – сказал я.
– Ну нет, – возразил Джонсон. – Ничуть. Спору нет, Калифорнию затронуло сильно – как если бы она переехала на пятнадцать градусов к северу, но многие другие части мира пострадали не меньше, если не больше. Ливни в Северном Чили! Они смывают весь песок с Анд в море. ВЕвропе тропическая жара летом, засухи в сезон дождей – можно продолжать до бесконечности. Это причинило людям больше страданий, чем вы можете вообразить.
– Сомневаюсь.
– Ах да, конечно. Так вот, не только серая Советская империя сделала послевоенный мир таким невеселым местом, но и в значительной мере климат. К счастью, и сама Россия не осталась незатронутой.
– Как так?
Он покачал головой и разъяснять не стал.
Через два дня – несмотря на скорость, мы еще не выехали из Сибири – я понял, что он имел в виду. Все утро мы провели в коридорчике вагона, показывали наши проездные документы трем бдительным проводникам. У тех никак не укладывалось в голове, что я ни слова не говорю по-русски, и я напропалую лопотал им что-то по-японски и будто бы по-японски, силясь внушить, что я, как записано в документах, на самом деле из Токио, и надеясь, что они не догадаются, как это маловероятно. К счастью, документы были подлинные, и нас наконец оставили в покое.
Джонсона так разозлила проверка, что ему не хотелось возвращаться в купе.
– Это кто-то из попутчиков стукнул проводникам, что мы говорим на иностранном языке. Вот вам Советы как на ладони. Давайте немного постоим здесь. Не могу идти в эту вонь.
Мы еще стояли в коридоре и смотрели в окно, когда поезд остановился посреди бескрайней сибирской тайги. Нигде не было видно никакого жилья. Сколько хватал глаз, во все стороны расходились сопки, мы были на холмистой зеленой равнине под низким синим полушарием с еще более низкими облаками. Я перестал рассказывать про Калифорнию (Джонсон выспрашивал меня про нее вновь и вновь) и высунулся в окно, чтобы взглянуть на голову поезда. На западе низкие тучи превратились в сплошную черную полосу. Едва Джонсон это увидел, он со словами «держите меня за ноги» высунулся в окошко по пояс. Когдаон вынырнул обратно, его обычно строгое лицо кривилось в усмешке. Он прошептал мне в самое ухо:
– Торнадо.
Через несколько минут в вагон вошли проводники и велели всем выйти из поезда.
– Много толку, – объявил Джонсон. – Я бы даже предпочел остаться внутри.
Но мы все-таки присоединились к толпе у выхода.
– Зачем тогда нас выгоняют? – спросил я, не спуская глаз с черной полосы на западе.
– Да раз целый поезд подняло в воздух и понесло. Все пассажиры погибли. Но, стой они рядом с поездом, было б то же самое.
Мне стало неуютно.
– Значит, здесь часто бывают торнадо? Джонсон с мрачным удовлетворением кивнул:
– Это те климатические изменения в России, которые я упоминал. Теперь у них теплее, зато они получили торнадо. До войны девяносто пять процентов торнадо приходилось на Соединенные Штаты.
– Не знал.
– Это так. Они происходили в результате совпадения местных погодных условий и некоторых особенностей в географии Скалистых гор, Великих равнин и Мексиканского залива – по крайней мере так предполагалось, поскольку торнадо были одной из географических загадок. И вот теперь они часты в России,
Попутчики смотрели на нас, и Джонсон подождал, пока мы выйдем из поезда. Потом продолжил:
– Торнадо здесь большие. Как сама Сибирь. Они стерли с лица земли несколько городов.
Проводники согнали нас на поляну возле путей, в самом хвосте поезда. Черные тучи затянули небо, холодный ветер ревел в древесных кронах. Он с каждой минутой усиливался, листья и ветки летели над нами почти горизонтально, и мы, отойдя от остальных пассажиров всего на пару шагов, могли говорить, не опасаясь быть подслушанными. Мы и друг друга-то едва слышали.
– Я так думаю, Карымское прямо впереди, – сказал Джонсон. – Надеюсь, что торнадо его заденет.
– Надеетесь, что заденет? – удивленно переспросил я, думая, что ослышался. Сказать по правде, Джонсон не очень чисто говорил по-английски.
– Да, – процедил он, приблизив ко мне лицо. В зеленоватых сумерках оно вдруг сделалось яростным, фанатичным. – Это возмездие, разве не понимаете? Земля мстит России.
