Франк Шетцинг - Стая
— С червями?
— Да. Он подозревает, что азиаты знают про эту живность не меньше нашего.
— Откуда?
— Сам же говорил, Азия пытается разрабатывать гидрат метана, тебе об этом в Киле сказали. Скауген решил закинуть пробный шар.
Сама по себе идея неплохая, подумал Йохансон. Если полихеты действительно так падки до гидрата, они должны появиться всюду, где человек со своей стороны рвётся к метану.
— Вряд ли азиаты станут распускать язык, — сказал он. — Они не глупее его.
Лунд примолкла.
— Ты хочешь сказать, Скауген бы тоже скрыл от них?
— Ну… — Йохансон подыскивал подходящее слово. — Я не хочу вас ни в чём обвинять, но допустим, что кому-то придёт в голову форсировать строительство подводной фабрики, хоть там и копошатся какие-то неведомые твари.
— Мы не сделаем этого.
— Я же сказал: допустим.
— Ты же слышал, Скауген последовал твоему совету.
— Это делает ему честь. Но ведь на кон поставлены огромные деньги, разве не так? И тогда рискнувшие будут отпираться до конца: какие такие черви? Ничего про них не знаем, ничего не видели.
— Чтобы, невзирая ни на что, строить?
— Да, а чего опасаться? Если что случится, можно будет прищучить кого-нибудь за технические недоработки, но никак не за животных, пожирающих метан. Кто сможет задним числом доказать, что на червей наткнулись ещё до начала работ?
— «Статойл» не пойдёт на то, чтобы скрыть это.
— Давай пока отвлечёмся от вашего «Статойла». Для японцев, например, экспорт метана был бы равносилен нефтяному буму. Более того! Они бы на нём озолотились. Ты думаешь, азиаты будут играть с открытыми картами?
Лунд помедлила.
— Надо узнать это от них раньше, чем они узнают от нас. Нам нужны независимые наблюдатели. Люди, которые не связаны со «Статойлом». Например… — Казалось, она раздумывает. — Не мог бы ты немного порасспрашивать?
— Что, я? У нефтяных компаний?
— Нет, у институтов, университетов, у людей вроде тех, что работают в Киле. Не ведутся ли по всему миру исследования в части гидрата метана?
— Да, но…
— И у биологов. У морских биологов! У любителей-аквалангистов! Знаешь что? — загорелась она. — А не взять ли тебе на себя всю эту часть работы? Да, это правильно, я позвоню Скаугену и попрошу для тебя ставку! Мы бы тогда смогли…
— Эй, полегче.
— Это будет хорошо оплачиваться, а работы не слишком много.
— Работы будет до чёрта. Но вы и сами могли бы справиться.
— Лучше, если возьмёшься ты. Ты нейтральный человек.
— Ах, Тина.
— За то время, что мы тут с тобой дискутируем, ты мог бы уже трижды позвонить в Смитсониевский институт. Ну, пожалуйста, Сигур, это ведь так просто… Пойми же, если мы как концерн выступаем в части наших жизненных интересов, на нас тут же обрушиваются тысячи природозащитных организаций. Они только того и ждут.
— Ага! Значит, вы хотите действовать втихаря?!
Лунд вздохнула.
— А что нам, по-твоему, делать? Да весь мир тут же обвинит нас в самом худшем. Я тебе клянусь, «Статойл» ничего не будет предпринимать до тех пор, пока мы не разберёмся с этими червями. Но если мы официально начнём стучаться во все двери, то и пальцем больше не сможем шевельнуть без пристального надзора.
Йохансон взглянул на часы. Стрелка уже минула десять. Его лекция.
— Тина, я вынужден прерваться. Я после перезвоню.
— Так я могу сказать Скаугену, что ты согласен сотрудничать?
— Нет.
Молчание.
— Хорошо, — кротко сказала она.
Прозвучало так, будто её на эшафот повели. Йохансон глубоко вздохнул:
— Могу я хотя бы подумать немного?
— Да. Конечно. Ты просто сокровище.
— Я знаю. Оттого и мучаюсь. Я тебе перезвоню.
Он схватил свои бумаги и побежал в аудиторию.
* * *
Роанн, Франция
В то самое время, когда Йохансон в Тронхейме начал свою лекцию, в двух тысячах километров от него Жан Жером осматривал бретонских омаров.
Жером был предельно критичен. Ресторан «Труагро» пользовался непоколебимой славой во всей Франции, и Жером не хотел войти в историю разрушителем этой славы. Он отвечал за всё, что поступало из моря. Он был, так сказать, рыбный владыка и потому с раннего утра на ногах.
День торговых посредников, у которых Жером покупал товар, начинался в три часа утра в Рунги, местечке в четырнадцати километрах от Парижа. Рунги снабжал продуктами и торговцев, и рестораторов. Там была представлена вся страна. Молоко, сливки, масло и сыры из Нормандии, отборные бретонские овощи, ароматные фрукты с юга. Поставщики устриц из Белона, из Марена и из бассейна Аркашона, тунцовые рыбаки из Сен-Жан-де-Лю и сотни других торговцев мчались по скоростным шоссе со своим нежным грузом именно сюда. Нигде в столице и вокруг неё нельзя было получить деликатесные продукты раньше, чем здесь.
Решающим фактором здесь было качество. И посредникам надо было постараться, чтобы удовлетворить такого покупателя, как Жан Жером из Роанна.
Он одного за другим брал омаров в руки и поворачивал, осматривая со всех сторон. Животные лежали в стиропоровых ящиках, устланных папоротником, по шесть штук. Они едва шевелились, но были, естественно, ещё живые, как им и полагалось. Клешни их были связаны.
— Хорошо, — одобрил Жером.
В его устах это была высшая похвала. На самом деле омары понравились ему как никогда. Они были скорее мелкие, но тяжёлые, с блестящим синим панцирем.
Все, кроме двух.
Торговец озадачился, взял в руки одного из омаров, одобренных Жеромом, и одного из забракованных и сравнил их на вес.
— Вы правы, месьё, — огорчённо сказал он. — Я весьма сожалею, — он развёл руками. — Но разница не так уж велика?
— Да, невелика, — сказал Жером, — для рыбной забегаловки. Но мы не забегаловка.
— Мне очень жаль. Я могу привезти вам других.
— Не беспокойтесь. Мы сами прикинем, у кого из посетителей желудок поменьше.
Вскоре Жером уже был на кухне своего «Труагро» и составлял меню на вечер. Омаров он пока что опустил в ванну со свежей водой, и они там апатично замерли.
Минул час, и у Жерома подошёл черёд омаров. Он велел поставить большой котёл воды. Живых омаров рекомендуется обрабатывать как можно скорее. В неволе животные склонны к самопоеданию. Бланшировать — это значит не варить, а лишь умертвить их в кипятке. До готовности их доведут позднее, непосредственно перед подачей на стол. Жером брал омаров из ванны, быстро опускал их в кипяток и вскоре вынимал. Из полостей панциря со свистом выходил воздух. Расстались с жизнью девятый, потом десятый омар. Жером взялся за одиннадцатого — ах, правильно, этот легче! — и опустил его в кипящую воду. Десяти секунд достаточно. Не глядя, он снова выудил животное большой шумовкой…
