Далия Трускиновская - Деревянная грамота
Данила промолчал.
- Экий ты у нас! - продолжал Желвак. - Сиротинушку всяк обидеть норовит!
И на это ответа не получил.
- Ну, чего надулся, шляхтич?
- Коли можешь научить - так научи, а дурости слушать - кого другого ищи, - отвечал Данила. - На Москве бойцов довольно, за деньги всякий-то...
- За деньги! Вот то-то, что за деньги! - перебил Богдаш. - За деньги тебя научат, как в стенку встать и разом с другими сверху ударить! Настоящий-то бой...
Он призадумался и почесал в затылке.
Уже не язвительный задира стоял перед товарищем, а человек, мучительно ищущий нужное слово об очень для него важном деле. Слово, видать, заблудилось где-то, не шло на ум, а, может, и вовсе его на свете еще не было...
- Ин ладно! Становись!
- Как?
- Вот так, как я! - Богдаш скинул на утоптанный снег с плеч тулупчик, сжал кулаки и выставил их перед собой вплотную к груди. Чуть расставил крепкие длинные ноги, поднялся на носки и, словно пробуя, надежна ли под ним земля, стал легонько покачиваться.
Данила проделал то же самое. Качаться-то ему было не привыкать всякий раз, как разволнуется, лицо парень делал каменное, за лицом-то следить уж наладился, но непослушное тело было - как сосна в бурю, и не раз уж Семейка, хлопнув по плечу, предупреждал, что этак и грохнуться недолго.
- Вот так и колыхаться? - спросил он. - А коли ударят - так я и с копыт долой?
- Коли дурак, так и долой! - согласился Богдаш. - Стоять надо не крепко, а остойчиво. Вот тех-то, кто стоит крепко, и бьют! И не говори колыханье, говори - свиль. Сумеешь свилиться - удар пропустишь мимо и сам ударишь. Понял?
- Понял! - уверенно отвечал Данила. Хотя на самом деле до понимания было далековато...
- Тогда - бей меня! Бей, не бойся!
Данила, чуть склонив голову набок, смотрел на него, решая, как быть.
И дед Акишев, и Тимофей, и Семейка, и давний дружок Ваня, даже ведомый питух Родька Акинфиев, даже его здоровенные братцы двоюродные, Никишка с Гришкой, - все в один голос радостно твердили, что Данила принялся матереть, плечи отрастил, силы немеряной накопил! Как же с такой силищей да товарища треснуть? Ведь и повредить недолго?..
- Ну, до морковкина заговенья мне дожидаться?
Данила ткнул кулаком, попал в плечо, Богдаш устоял. Еще бы не устоять и четверти силы в удар не было вложено.
- И это - все? Мало каши ел, шляхтич! Голос, видать, - что в тереме, а душа - что в венике! Тебя, гляжу, плевком перешибешь!
Богдаш задирал Данилу откровенно, еще не со злостью, как это за ним водилось, но и до злости уж было недалеко.
- Ох, допросился... - проворчал Данила, мысленно снимая с себя всякую ответственность, и с разворота, во всю дурь, вбил было кулак в Желвакову грудь...
Но груди под кулаком как-то не случилось. Удар рухнул в пустоту, собственный кулак поволок тело за собой, Данила невольно шагнул вперед, чтобы удержаться на ногах.
Тут что-то упругое захлестнуло ему горло, под колено пришелся жесткий удар, глаза невольно зажмурились - и тут же незримая сила закрутила и швырнула в снег.
Данила кое-что все же умел - немедленно откатился, собрался и уже стоял на одном колене, когда услышал издевательский смех Желвака:
- Эх, хорош бы день, да некого бить!
- Да будет тебе, Богдаш! - раздался голос Семейки. - Он-то в ярость придет и оглоблей тебя благословит! И не увернешься.
Конюх стоял с вилами в руках, как вышел из конюшни - в одной рубахе.
- Для него же, для дурака, стараюсь! - крикнул Богдаш. - Что - в схватке его по головке гладить будут? Еще и не то услышит! Тебя, что ли, по головке гладили? Тимофея? Не лезь, Семейка! Он драться хочет? Так и будет драться, а не кровавые сопли на кулак мотать!
Данила встал.
- Уйди, Семейка, - попросил негромко. - Богдаш прав. Пусть учит, как знает.
- Ого! - отвечал Богдаш. - Семейка, останься!
Тот усмехнулся, татарское лицо пошло мелкими морщинками.
- Экие вы оба петухи! Ин ладно, пойду.
И пошел себе на конюшню, сутулясь и привычно косолапя, вилы за собой волоча. Коли не знать, каков в деле, - так ведь и обмануться можно...
- Вставай, как я, - велел тогда Богдаш. - Ты как меня двинуть хотел? С силищей! Да тупо! Как бык бодаться лезет. Что стоишь, как деревянный? Не тужься - не рожаешь! Ноги расслабь, присогни! Подрагивай на ногах-то! И плечи расслабь... Тьфу...
Богдан уронил руки - и они закачались, словно две толстые веревки.
- Сделай так! Чтобы - как не твои. И плечо чтобы как не твое. Чуешь? Словно тебя растребушили и тряпками набили. А теперь становись как надобно. Кулаки сжимай, а плечи расслабь!
Сам Богдаш, встав в стойку, опасно покачивался, от пояса вверх словно у него все ходуном ходило.
Данила попробовал сделать так же. Богдаш рассмеялся.
- Ты как плясовой медведь, право! И старается, бедный, а все не как человек! Да ты не горюй, это не сразу дается. Уж чему-чему, а свили я тебя обучу. Вот хочу я тебя в грудь ударить - ты что делаешь?
- Первый бью, - сразу отвечал Данила. - Я же вижу, что хочешь ударить.
Богдаш хмыкнул.
- Три способа есть. Когда стенка на стенку - то и у тебя правая для удара занесена, и у меня. Так что я бью, ты мою руку на свою левую принимаешь и тут же сам бьешь. Второй способ... Ну, он для нас не годится, Это когда удар просто на себя принимаешь и стоишь, не шелохнувшись, Это втрое тяжелее нужно быть, а жирного конюха с Аргамачьих конюшен в тычки погонят. А третий - чуть скрутиться и удар мимо себя пустить. Вот этот способ нам и нужен! Ну-ка, ударь еще! Да не бойся - не обижу!
Данила ткнул кулаком прямо в середину Желваковой груди, прикрытой кулаками. Желвак, стоя как вкопанный, развернулся влево, так что кулак Данилы только скользнул по зипуну, и, почти одновременно выставив локоть, отвел Данилину руку в сторону.
Проделал он все это неторопливо - чтобы товарищ смог все разглядеть и понять.
- Это называется - скрут. Скрутить можно голову, плечи, живот. Куда тебя бьют - то и скручивай. А сейчас я тебя буду бить! Я - бить, ты скручиваться! - Богдаш криво усмехнулся. - Сперва шутя буду бить, потом во весь мах. Не увернешься - пеняй на себя.
Данила кивнул. Шея еще болела от мгновенного и жесткого объятия Желвака. Но он встал, как велено - плечи опущены, кулаки - к груди, и тело вроде должно свободно поворачиваться...
- Кон! - выкрикнул Богдаш. И тут же ударил.
Удар был какой-то крученый. Данила зазевался и прпустил его. Кулак врезался в грудь, дыхание захватило!
- Х-хы! .. - само вылетело из глотки, после чего Данила невольно шагнул назад и пошатнулся.
- Жив? - спросил Богдан. - Или родимец разбил? Стой, не качайся!
- Х-хы... - вторично выдохнул, хотя воздуха в груди вроде не оставалось, Данила. А вдохнуть уже не мог.
- Ага! Буздыгана не видывал! - с непонятным удовлетворением заметил Богдаш. - Так вот он тебе - буздыган! Что, полюбился? Скоро сам так бить будешь! Ну, становись! Ну?! .
