Александр Студитский - Сокровище Черного моря
— Это ваши цифры. Материалы анализов Ольги Федоровны Дубровских… Содержание золота в воде… В миллиграммах на тонну…
Смолин подошел вплотную к карте и пробежал взглядом нанесенные Калашником цифры.
— Черт возьми, — пробормотал он. — Если это не случайное совпадение…
— Какая может быть здесь случайность? — возмутился Калашник. — Я нанес сюда наиболее часто встречающиеся цифры. Все ваши пробы под Карадагом дали такой результат. Вода здесь содержит не более четырех миллиграммов золота на тонну. Вот шестьдесят анализов, он потряс листком перед лицом Смолина, по три пробы с каждой станции под Карадагом… И покажите мне хоть одну цифру, которая превышала бы ту, что я записал на карте. От двух десятых до четырех миллиграммов. Ни одной сотой больше!.. Понимаете ли вы, что это значит? Ведь по всему южному берегу вода содержит не менее двадцати миллиграммов на тонну!
Смолин бросил недокуренную папиросу и достал из кармана платок.
— Боже мой, какой возмутительный недосмотр! — сказал он, вытирая пот на лбу. Ведь это же значит, что под Карадагом происходит обеднение воды золотом. Как я мог не заметить этого!
— Ясно, вода здесь теряет золото в пределах десятка миллиграммов и больше на тонну воды. Течение, как вам известно, идет вдоль берегов Черного моря против часовой стрелки, — продолжал доказывать, размахивая руками, Калашник. — Заметьте, цифры, характеризующие содержание золота, выше к востоку и ниже к западу от Карадага. Это может означать только одно — под Карадагом вода встречается с фактором, вызывающим задержку золота. Здесь, Евгений Николаевич, — если этот процесс продолжался достаточно, долго должны находиться огромные отложения золота. Ну, а если ваши представления о деятельности протоплазмы верны, то эти отложения производятся тем организмом, который вы ищете…
Смолин молча слушал. Когда Калашник, наконец, выговорился, Евгений Николаевич подошел к телефону.
— Вы поедете со мной? — спросил он, снимая трубку и набирая номер.
— Если вы меня возьмете, — усмехнулся Калашник.
— Отлично… Всеволод Александрович? С вами говорит Смолин. Извините за беспокойство. Есть срочное дело… Необходимо немедленно судно… Да, да… в Феодосию… Для драгирования у побережья… "Ковалевский"? Да, вполне устраивает… Когда можно рассчитывать?.. Благодарю вас. Мы сейчас же выезжаем с профессором Калашником и будем ждать судно в Феодосии.
Смолин повернулся к Калашнику и посмотрел на часы.
— Если не возражаете, — поезд уходит через час. "Ковалевский" будет в Феодосия завтра в восемь утра.
Глава 36. НОВАЯ НАХОДКА
— Идет! — крикнул Калашник, махая рукой капитану.
— Стоп! Давай тихо! — раздалась команда.
Тяжелое, облепленное илом тело драги показалось из воды, изливая мутный поток грязных струй.
Стрела повернулась над палубой. Драга раскрыла пасть. На щит с грохотом посыпались камни и раковины. Калашник торопливо зашагал на корму, где происходила обработка поднятого грунта.
Когда вода стекла по желобам, Смолин наклонился над решеткой, осматривая промытые водой камни, раковины, куски затвердевшего грунта, обрывки водорослей. Калашник сопя, сжимая и разжимая в нетерпении руки за спиной, следил за каждым его движением. Драгирование продолжалось уже пятый день. Каждая новая проба заставляла Смолина терять свою обычную выдержку и работать в несвойственном ему стремительном темпе,1 к которому побуждал его темперамент Калашника. Но постепенно их пыл начал ослабевать, сменяясь разочарованием.
— Бесконечные фазеолины… Конечно, мертвые, — комментировал Смолин свой осмотр. Червячки… Форонис… Теребеллидес… Меллина… Бедно, бедно! Сероводород… Какая может быть здесь жизнь? Опять червяки… Форонис… А вот редкая в Черном море форма… И кажется живая… Это голотурия-кукумария[31]… Как она попала на такую глубину? А что здесь, под этим камешком?..
Он неожиданно замолчал и медленно встал с колен, держа что-то в пальцах. Калашник впился взглядом в его руку.
— Ну, Григорий Харитонович! Вы оказались на высоте…
— Она? — спросил, тяжело дыша, Калашник.
— Смотрите! — Смолин протянул руку и перед самым носом Калашника раскрыл ладонь.
Григорий Харитонович осторожно взял с его руки своими крепкими толстыми пальцами темную, пурпурно-лиловую ветку, поднял ее на уровень глаз, рассмотрел со всех сторон, потом взвесил на ладони и, облегченно вздохнув, сказал:
— Ну?
Смолин кивнул головой.
— Золотая водоросль. Вы дали правильное указание, Григорий Харитонович. И я могу только удивляться, почему в прошлом году ни в одной из двадцати проб мы здесь не нашли ни одного экземпляра…
— Живая? — перебил его Калашник, продолжая рассматривать драгоценную находку.
Смолин с сомнением покачал головой.
— Не знаю… На такой глубине… Там же сероводорода не меньше кубика на литр, а кислорода почти нет… Но сейчас посмотрим.
Они спустились в лабораторию.
— Продолжайте драгировать! — крикнул по дороге Смолин капитану.
В иллюминатор лаборатории светило яркое солнце. Смолин опустил белую штору, вытащил из футляра микроскоп. Движения его были точны и уверенны, но быстрота и стремительность выдавали волнение.
Он взял у Калашника водоросль и опустил ее в стеклянный кристаллизатор. Затем отломил крошечную веточку, положил ее на предметное стекло, выпустил на нее из пипетки каплю воды, накрыл покровным стеклом, осторожно сдавил и сунул препарат под объектив микроскопа.
Калашник в возбуждении ходил по лаборатории, дожидаясь заключения Смолина. Прошла минута, две, три. Он с нетерпением посмотрел на тонкие пальцы Смолина, едва заметно вращающие микрометрический винт…
— Ну что? — спросил он, наконец.
Смолин молча продолжал передвигать препарат на столике микроскопа.
— Мертвая? — спросил Калашник.
Смолин откинулся на спинку стула. Лицо его было невозмутимо спокойно, но брови сдвинулись, отражая напряженную работу мысли.
— Да, — сказал он, наконец, негромко, — она мертва.
— А! — досадливо отозвался Калашник, сжимая огромный кулак. — Как же это понять?
— Я тоже пока ничего не понимаю, — ответил Смолин тем же негромким, напряженным голосом.
— Как же она может быть мертвой, если она, черт возьми, извлекает золото из воды?! — от возмущения Калашник почти кричал.
— Конечно, когда шел этот процесс, она была живой. Когда же она попала сюда… она умерла.
— Но, позвольте, Евгений Николаевич, — продолжал возмущаться Калашник, — все-таки эта находка попалась там, где мы ожидали ее обнаружить? Этот факт о чем-то говорит!
