Владимир Щербаков - Семь стихий. Научно-фантастический роман
Светящаяся стрелка указала созвездие. Я вспомнил: пять ярких пятнышек в атласе… на «Гондване».
— Вот они…
Ирина потерла ладонью щеку, прикрыла глаза и опустила голову, как будто почувствовала странное безразличие к небесным огням, так живо интересовавшим ее минуту назад. Я обошел телескоп и оказался слева от нее. Мне показалось, что она мгновенно отвела взгляд от купола. Да, я готов был дать честное слово, что, пока я был за ее спиной, она изучала, как выглядят Близнецы в ясную ночь.
Я украдкой наблюдал за ней. В полутьме трудно было рассмотреть выражение ее лица.
— Здесь жарко, — вдруг сказала она и быстро направилась к выходу.
«Что со мной? — подумал я. — Тут действительно мало воздуха, кружится голова». И пошел следом. Ольмин за нами. Мы оказались в другом зале. Здесь все встало на свои места, и смутная догадка улетучилась из моей головы. А рассказ о Близнецах был прерван.
Ольмин кликнул робота:
— Наведи порядок, проверь кондиционер. Доложи.
— Готово, — вкатился кибер через минуту. — Отклонение незначительное. Исправлено.
— Я покажу корабль, — сказал Ольмин. — Точнее, его траекторию.
Мы вернулись под купол. Шутки ради Ольмин поменял местами созвездия, заставил Медведицу бродить вдоль небесного экватора, а Малого Пса гоняться за Китом, Дельфином и Журавлем. Ирина улыбнулась, когда сопоставила названия созвездий, участвовавших в этом экспромте.
Невидимый помощник восстановил положение звезд, возвратил весь небесный зверинец на свое место и сообщил координаты корабля.
— Корабль… вон та желтая черточка. Изображение условное, разумеется.
…Задолго до старта с Земли послали луч. Зеркалом служило озеро, его поверхность приняла на мгновение форму параболоида. Скованная стихия электромагнитного урагана вырвалась на простор. Луч пробил туннель, по нему, как челнок, бежал, скользил космический снаряд.
Прошло несколько месяцев — и он достиг таких пределов, где от излучения, некогда посланного с Земли, остались лишь следы. Луч рассыпался, распался, устав от пройденного расстояния, кванты рассеялись, и корабль начал торможение. Впереди его ждали планеты.
Вряд ли кто-нибудь смог бы точнее выполнить маневр, нежели обыкновенный робот, непохожий, впрочем, ни на машину, ни на человека: его щупальца опутывали корабль, но были невидимы, его электрическое сердце и мозг предрекали будущее.
С борта переданы объемные фото, спектрограммы. Первые планеты на его пути… Глыбы ослепительного льда. Черные скалы. Бездонные пропасти.
— Жаль, — сказал я, когда купол погас, — похоже, что условия там для жизни не очень подходящие.
— Ближайшая планета мертва, — кивнул Ольмин, — мы знали это и раньше. Как жаль, что до сих пор нельзя с Земли искать спутники звезд! Если бы у нас был атлас ближайших планет, мы могли бы действовать почти наверняка. Что ни говорите, а жизнь в целом похожа на плесень: и тепла и влаги нужно в меру, да и солнышко чтоб не светило слишком ярко, иначе разные неприятности с корпускулами… И плесенью этой обрастают крохотные шарики — просто пылинки по сравнению со светилами. Их и не найдет ни один земной радиоприбор — разве что наткнется корабль. Вот почему мы боремся за скорость. Быстрее света. Еще, еще быстрее…
— И это только один из близких миров: пятнадцать планет и девятнадцать спутников. Но дайте срок — корабль перейдет подальше, к следующему затерянному миру! — добавил я.
Нетрудно было мысленно проследить путь земного посланца. Пятнадцать планет — пятнадцать станций.
На втором витке спирали корабль выполнит едва заметный маневр — от него отделится радиозонд. Жемчужное тело зонда нырнет вниз, в сумерки планеты. Корабль поднимется на двух лучах, точно на ходулях, и, возвысившись, устремится к следующей планете.
Это был короткий и потому удобный маршрут. Здесь легко отработать все системы нового корабля. Чтобы вскоре послать невиданный экипаж в настоящий поиск — к планетам Близнецов, к двойным звездам. Скорость значит больше, чем время.
* * *
Однажды после заката я заметил на горизонте черную движущуюся точку. Эль шел на предельной скорости. Снизился он на окраине Солнцеграда, на глазах вырос и нырнул почти вертикально вниз. «Лихо, — подумал я, — кто это так водит машину?..» Простое совпадение: рано утром я видел взлет. Тот же эль. Темно-вишневый. Поднялся свечой, постоял и рванул вдоль берега. Немного погодя свернул, снизился, скрылся.
Вспомнив эпизод на следующий день, я почему-то задумался: кого можно представить в этой машине? Ну, допустим, такой человек, как Энно, мог бы оказаться там? Вряд ли. Крюк ради прогулки? Никогда. Его можно отыскать с дельтапланом на Гималаях, на шлюпке у ледового антарктического барьера, на айсберге, но машину он водит по прямой. А вдруг Ольмин?.. Нет. Его вообще трудно застать сейчас в воздухе: работа, говорят, даже по ночам сидит, надо бы проверить, осторожно урезонить. Андрей Никитин, мой двойник, вот кто так небрежен с элем! Но он далеко: не повезло, корпит в редакции, бедолага. Значит, я. Вот кого можно бы застать в кабине. Меня. Но это не я. Следовательно…
Еще раза три на рассвете я видел вишневый эль. И один раз вечером; не без смущения наблюдал я умопомрачительные прыжки. Позже я понял, что владелец его, собственно, вылетал дважды. Утром, с возвращением через час-два. И вечером. Две прогулки в день.
Я подстерег его. На малой высоте полетел следом. Улыбнулся, ничего себе: следом! В воздухе ведь лыжни не остается. Шел в пределах видимости. Он перевалил сопку, заложил вираж, упал. Только его и видели. Я тоже вышел на перевал. Влево, вправо… нет эля.
Вернулся в низину и стал ждать. Через полтора часа он вернулся, прошел над головой. И опять я за ним. Дошли до Солнцеграда. Он кувыркнулся на посадку. Я прошел стороной, но приметил его убежище.
Ирина Стеклова. Это была она. Я нелюбопытен, но факт интересен. Мне оставалось пробыть в Солнцеграде не так уж много дней, потом я должен вернуться в свой город. Хотя бы на время. Работа была почти завершена, и я мог придумывать занятие по душе.
Как и большинство тех, кто приехал сюда, в Солнцеград, Ирина быстро освоилась. За один год они успели многое. Я завидовал им…
Я иногда спрашивал себя: уж не из того ли она перелетного племени, что не держится на одном месте подолгу, и не встречался ли я с ней раньше, где-нибудь на Севере, например, или в Средней Азии? Черты лица как будто знакомы, но расспросить ее я почему-то не решался. Удивительно переменчивое у нее лицо, его выражение не так-то просто разгадать. Только Ольмину она оказывала знаки внимания, и это прибавляло уважения к ней: ее, это вскоре мне стало ясно, интересовало только дело. Вспоминаю неуклюжее, наивное сравнение из раннего репортажа одного моего коллеги: «ее сердце билось в унисон с ритмом невиданной стройки…» Так вот, ее сердце действительно «билось в унисон», тут уж ничего не поделаешь.
