Геннадий Тищенко - Взгляд извне
— Я не обратил внимания, — признался Санти.
— Да потому, что любое знание, полученное от нас, они используют, прежде всего, для борьбы против Врагов Неба, то есть против осмилоков.
— И правильно сделают! — заявил Санти, — Неужели вы поощряете действия этих… садистов?!
— Нет, конечно… — Янин невольно усмехнулся. — Но пойми и ты: нынешние осмилоки ни в чем не виноваты, ведь трансплантация органов с целью продления жизни практикуется уже тысячелетия… Для них это нечто само собой разумеющееся! Ну, примерно так же, как рабство в античном мире… По-твоему выходит, что мы должны были бы убить Фидия, Аристофана, Софокла за то, что они были рабовладельцами, попади мы в античность? Мы не можем сейчас одним махом изменить создавшееся положение. Да и сами локи должны выстрадать свое освобождение. Неизвестно, в кого они могут переродиться в ходе подстегнутого исторического процесса.
— Я бы не сказал, что этот мир напоминает античный, — заметил Джонс. — Даже отдаленно…
— Да, здесь все очень и очень непросто, — согласился инспектор. — Но во всем были виноваты далекие предки осмилоков, действия которых привели к создавшемуся положению. Но их-то ведь давно нет! Кого же мы должны наказывать? И должны ли вообще?!
— Что же будем сидеть, сложа руки?! — не унимался Санти.
— Изучать этот мир… это необычное общество… — инспектор горько усмехнулся и продолжил. — И очень, очень осторожно содействовать прогрессу… Хотя бы в сфере социальных отношений… Конечно, мы будем расширять познания аруанцев об окружающем мире, но делать это надо крайне осторожно. Увы, история творится не так скоро, как нам того хотелось бы. Поэтому, прежде всего, надо запастись терпением…
— Но присутствовать на Киалане все-таки необходимо, — сказал Леруа, — Я настаиваю на этом, как биолог! К тому же мы совершенно зря оставили осмилоков без наблюдения. Хорошо было бы выяснить, как им удается «погашать» разум диких локов и превращать их в бессловесных скотов. Ведь, многие осмилоки, действительно, не подозревают о разумности диких локов! Они видят их уже, так сказать, обработанными. Ула, к примеру, тоже была искренне уверена, что дикие локи неразумны. Именно она своей убежденностью и ввела меня в заблуждение…
— Но откуда такая уверенность в ее правдивости? — поинтересовался Янин.
— Ну… Короче, я провел несколько сеансов гипноза. Еще в самом начале исследований… — чувствовалось, какого труда стоило Леруа сказать это. — Иначе мы до сих пор очень многого не знали бы об осмилоках…
«Час от часу не легче… — с горечью подумал Янин. — Еще одно смягчающее и одновременно усугубляющее вину обстоятельство… Господи, ну неужели он не мог обойтись без вмешательства в деятельность нервной высшей системы?! Однако не хватит ли подобных сюрпризов?!»
Джонс ошалело смотрел на Леруа и от волнения не мог сказать ни слова. Он прекрасно знал, как расценивает Комиссия насильственные действия над инопланетными разумными существами и был сейчас удивлен не столько самим фактом, наличия таких действий на подведомственной ему территории, сколько тем, что Леруа сознался в своем проступке.
Выразительно покрутив пальцем у виска, Джонс сплюнул себе под ноги, и скрылся в палатке.
— Ладно, об этом — позднее, — сказал Янин. — По инструкции я, конечно, обязан сейчас же отправить тебя на пункт карантинного контроля, но, учитывая твое состояние, давность содеянного, а также добровольность признания… думаю, можно пока с этим повременить.
— Возвращаются! — раздался из палатки голос Джонса, включившего систему видеокамер, расставленных по периметру защитного колпака. — Агасфики возвращаются! Их двое! Похожи на парламентеров!
— Однако быстро собрались, — пробормотал Берг. — Даже часа не прошло!
— Но ведь остальных агасфиков мы отпустили еще вчера вечером, — сказал Санти. — Сам этот факт достаточно наглядно демонстрировал наше дружелюбие…
Янин недовольно посмотрел на стажера, который только под этим взглядом понял, что проговорился.
— Я так долго был без сознания?! — удивленно спросил Леруа, внимательно глядя на инспектора.
— Да, нам с тобой пришлось повозиться, — дипломатично сказал Джонс. — Зато теперь будь спокоен: сил ты набрался немалых…
— Далеко еще эти… агасфики? — спросил Янин, чтобы сменить тему разговора.
— Минут через двадцать будут здесь! — Вилли подошел к Янину. — Они почему-то идут очень медленно…
— Значит так… — задумчиво сказал Янин. — Леруа, Гонсалес и Берг пойдут к осмилокам, на Киалану, а мы, оставшиеся, встретим гостей.
— Я тоже биолог! — напомнила Юна. — Мне кажется, я буду полезнее на Киалане!
— Ладно… — согласился Янин. — Идите вчетвером. Только возьмите кроме телохранителей еще пару роботов с защитными куполами…
— И побольше патронов с анестезией! — напомнил Джонс.
— Между прочим, я тоже биолог, — подал голос Санти. — И там, на Киалане, я тоже был бы полезнее…
— А вот это уже лишнее, — строго сказал Янин. — Тогда и Джонс, как биолог, должен идти, и я. У нас же тут одни биологи собрались, понимаешь. А кто будет делегацию принимать? Так что приготовьте-ка видеомагнитофон, господин стажер. Сдается мне, что предстоящая беседа будет не менее интересной, чем эта чертова Киалана…
Глава шестнадцатая.
Дмитрий Еремкин
Да… получается, что мы с Хунтой все-таки просчитались. Одолел-таки меня Джонс. Причем, совершенно ненасильственно одолел…
Процесс моего «перевоспитания» происходил незаметно, но постоянно. То ли Джонс оказался терпеливым педагогом, то ли я сам, под его влиянием, пришел к себе исконному, подлинному? Не знаю, но хочется верить, что второе предположение ближе к истине…
Через десять дней после внедрения моего сознания в тело Джонса, нас вернули на Аруану. То есть меня, в моем собственном теле, и Джонса, у которого в котелке теперь теснились два совершенно разных, противоборствующих сознания: его родное и моё, внедренное.
Надо отметить, что вернули нас на Аруану именно в тот час и даже в ту минуту, из которой забрали. Темперы Симеона Кристабальевича поработали на славу и никто, даже жёны Джонса, не подозревали о нашем десятидневном отсутствии и пребывании на Земле.
Нахождение моего сознания в черепушке Джонса не могло не сказаться на его поведении, хотя я, на первых порах, и старался максимально уступать и, как говорится, «не возбухать». Ведь внешнее поведение Джонса должно было оставаться прежним.
