Александр Усовский - Книги лжепророков
Шикарный лимузин, тяжело присев, остановился возле Одиссея. С приятным жужжанием поползло вниз стекло передней пассажирской двери — и потрясённому Одиссею явилось улыбающееся лицо Натальи Генриховны, барышни, которую он впервые увидел на шоссе Яворов-Львов, через двадцать минут после своего убийства.
— Ну, здравствуйте, Александр Мирославович! Давненько не виделись! — Но тут, внимательно рассмотрев Одиссея, девица вдруг перестала ёрничать и спросила серьезно, прямо взглянув ему в глаза: — Что-то случилось? Мы можем вам помочь?
Одиссей достал из кармана замусоленный носовой платок, вытер кровь с подбородка, и, кивнув, ответил:
— Можете. Если, конечно, захотите.
Передняя пассажирская дверь открылась, и Наталья Генриховна выпорхнула на обочину шоссе. Достав из сумочки белоснежный платок, она, не смотря на возражения Одиссея, старательно вытерла его лицо — а затем, чуть иронично улыбнувшись, ответила:
— Знаете, молодой человек, я готова выполнить любое ваше желание. — И, внезапно став серьезной, добавила: — Любое…
Глава пятая
Такого чудовищного провала они не терпели ещё никогда…
Левченко, положив трубку, откинулся на спинку стула и несколько минут просто молча сидел, уставившись в противоположную стену кабинета. Мучительное осознание собственного бессилия, охватившее его разум, дополнилось острой болью, внезапно пронзившей его тело — в грудь вдруг закололо сотнями морозных иголок, внутрь пробрался предательский холод, мёрзлыми пальцами сдавивший сердце, и каждый небольшой вздох давался ему с немыслимым трудом; и лишь в мозгу живой билась одна-единственная мысль — от которой у него лишь бессильно опускались руки, и безысходное отчаянье сдавливало голову невыносимо тяжелым обручем, сжимавшимся с каждой секундой.
Назвать случившееся катастрофой — было ничтожно мало. То, о чём только что сообщил Одиссей — было крушением всего, крушением самого принципа существования их организации. Управление Н, созданное для того, чтобы оберегать страну на дальних рубежах, в европейском предполье, в предмостных укреплениях, созданных в бывших странах Варшавского договора — только что бездарно пропустило врага в самое сердце своего собственного государства, ничем не помешав ему на его пути; и винить в этом, кроме себя, им было некого!
Излучающее мощный радиоактивный фон НЕЧТО (ядерный боеприпас? полтонны обогащённого урана, служащего начинкой для "грязной" бомбы?), вырвавшись из-под надзора их людей, стремительно двигалось вглубь России — с никому не понятными целями и никому не известными задачами. Угроза второго Чернобыля в самом сердце русской земли становилась, таким образом, как никогда, реальной — и ни он, подполковник Левченко, ни Управление Н, в котором он работал (да что там Управление! Сейчас — вообще никакие специальные службы страны!) — не могли с этим ничего поделать. С момента исчезновения радиоактивного груза (тут он взглянул на часы, мерно отсчитывающее время на боковой стене его кабинета) прошло уже более восьми часов. Восемь часов! За это время юркая "газель", принявшая возле Воронежа в своё нутро неизвестную жутковатую начинку, растворилась на российских просторах окончательно и бесповоротно — чтобы (тьфу-тьфу, не дай Бог!) вынырнуть уже в виде облака ядерного взрыва где-нибудь в Нижнем или Ярославле (а то и в Капотне!). А может быть, объявиться в качестве последнего довода каких-нибудь террористов, засевших на Остоженке и требующих чего угодно, в случае неисполнения своих требований угрожающих устроить десяток Хиросим в двух троллейбусных остановках от Кремля. Вариантов — сотни! И ни один не давал повода для оптимизма…. Опасность, ещё вчера бывшая совершенно гипотетической — после звонка Одиссея, сообщившего о неожиданном ходе тех, что играют за чёрных, вдруг стала более чем насущной; хуже того — она с каждой минутой превращалась в неизбежную катастрофу. И ничем, ничем нельзя было это остановить!
Он не стал несколько минут назад по телефону ругать Одиссея, когда тот, сбиваясь от волнения, сообщил о происшедшем — в конце концов, в случившемся не было вины агента; нечто подобное они должны были предусмотреть здесь, в Москве. Они должны были, помимо предупреждения "соседей", выслать две-три группы своих оперативных сотрудников на перехват груза; должны были — но не сделали! И теперь глупо в случившемся винить Одиссея — да и, откровенно говоря, не за что. Парень один-одинёшенек провернул дело, которым, при здравом размышлении, должны были заниматься как минимум три оперативные группы — и в том, что в самый нужный момент его подвела техника, его вины нет. Вина за этот катастрофический провал лежит на них — на руководстве Управления, располагавших информацией об этом грузе и преступно халатно отнесшихся к этой потенциальной угрозе для страны. Если кого-то и судить за этот провал — то исключительно Левченко и Калюжного; заслужили, конспираторы…
Ладно, вроде чуток отпустило. Что ж, как бы то ни было — информация получена, и надо незамедлительно довести её до командования. Хотя, по ходу дела, всё это — уже слишком поздно. Те, что играют за чёрных — переиграли их окончательно и бесповоротно, это приходится признать, хотя и с горестным сокрушением сердца. Переиграли!
Левченко осторожно, не торопясь, поднялся со своего кресла (морозные иголочки опять кольнули его сердце, но уже не так яростно, как три минуты назад — двигаться было можно), и, сделав к двери два шага — внезапно был этой дверью едва не сбит с ног. Ибо распахнувший её генерал Калюжный менее всего в данный момент (судя по лицу) беспокоился о сохранности физиономии своего заместителя.
Первая его фраза по своей громкости легко могла бы перекрыть рёв реактивного лайнера.
— Сидишь?! Отдыхаешь? — Генерал, ворвавшись в его кабинет, быстро захлопнул дверь и, бросив взгляд на своего заместителя, добавил — правда, уже чуть тише: — Почему не докладываешь?
Левченко потёр лоб, и, смахнув с лица холодные капельки пота — тихо ответил:
— Вот как раз шёл доложить. Четыре минуты назад отзвонился и доложил Одиссей. Скверные новости…
— Ну? — Генерал в нетерпении потёр руки.
— Ночью, около трёх часов, из МАЗа наш груз был перегружен в "газель" — белая кабина, синий тент, на нём нарисовано какое-то животное, лиса или собака, с преобладанием рыжего колера — и убыл в неизвестном направлении.
— В неизвестном, говоришь? Так-так! А наш парень?
— У него вышла из строя машина; правда, он не совсем внятно сообщил, что нашёл вариант по поиску пропавшей "газели" — но, думаю, теперь на него надежды особой нет. Надо немедленно подымать в ружьё все силы в Воронежской, Тамбовской, Липецкой, Рязанской, Тульской и Владимирской областях, может быть, и в Московской. Я думаю, надо сейчас же сообщить в МВД — с генералом Лиховцевым у Румянцева хорошие отношения — и, кроме того, предупредить Егорьевского о том, что вглубь России движется крайне опасный груз, о котором мы его упреждали. Пусть вводят все свои оперативные планы на подобный случай. Время не ждёт.
