Сергей Палий - Чужой огонь
Гоша волосатой рукой наполнил стаканы спиртягой на четверть и уронил пустую банку на пол. Раздался звон бьющегося стекла.
– Сыграем, – согласился он. – Только я тебе все деньги проиграл. У меня нет больше.
– Ну-у… Покумекай что-нибудь…
Гоша опустил щетинистый подбородок на ладонь и задумался, пьяно сопя.
– Ты что ж творишь, зараза, – негромко сказал Фрунзик, подходя к пошатывающемуся Максиму. – А если проиграешь? На что жить будем?
– Пошел на хер, – даже не взглянув в его сторону, прошамкал Долгов.
Фрунзик, не ожидавший такой наглости, даже опешил на миг. После чего взял Максима за расстегнутый ворот куртки и рывком развернул к себе.
– Ты кого на хер послал, скотина бухая?
– Тебя…
Долгов неуклюже попятился, пытаясь высвободиться, и Фрунзик разжал руки. Максим сделал еще пару шагов и свалился в груду крупных опилок. На его лице возникло зверское выражение дипломата, оскорбленного чистильщиком сортиров из вражеского посольства. Встав на ноги, он хотел было снова подступиться к Фрунзику, но тут Гоша шарахнул кулаком по верстаку и заорал:
– Придумал!
Максим в течение пары секунд продолжал с ненавистью глядеть на Фрунзика, автоматически стряхивая с себя опилки, после чего отвернулся, поднял табурет и уселся на него.
– Выкладывай!
– Мне год назад дядька подарил месторождение под Сургутом.
– И хер ли?
– Нефть! Понимаешь?
– И на хер она мне? Негор-рящая…
Гоша на миг растерялся и почесал в мясистом затылке.
– Как на хер? Нефть же, – изрек он, не придумав, видимо, иного аргумента.
Максим поводил бровями, взял стакан и приподнял его. Гоша, повинуясь собутыльнической магии, тоже машинально поднял тару. Они молча чокнулись и выпили.
Егоров подошел к Фрунзику и прошептал ему на ухо:
– Надо его укладывать. И деньги отобрать, а то продует.
– Да. Пошли.
Они подошли к Долгову, и Юрка ласково предложил:
– Максим, пойдем спать. Завтра в дорогу. Маринка уже давно легла, и Некрасик спит…
– С Маринкой? – прорычал Долгов.
– Нет, что ты! На другом складе. Вообще в противоположной стороне цеха. А Маринка здесь, рядом, в тепле. Пойдем спать, а?
Максим с усилием повернул голову и перевел на него бессмысленный взгляд.
– Ты не видишь, что я занят?
– А вы с Гошей завтра доиграете!
Гоша еще раз врезал кулаком по верстаку и протестующее заявил:
– Сейчас! Я нефть ставлю!
– Вот, – нравоучительно сказал Максим. – Человек серьезную игры… игру ведет. Не мешай.
– Деньги дай сюда и сиди хоть до утра, – дрожащим от гнева голосом выцедил Фрунзик. Его лицо из бледного стало совсем белым.
Показывая мимикой, что делает величайшее одолжение, Долгов перевел взгляд на Герасимова и многозначительно пожевал губами.
– Чего вылупился? Деньги давай сюда!
– Да забирай ты свои сраные деньги! – срываясь на фальцет, завопил Максим, вытаскивая из-за пазухи мятые купюры и швыряя их на пол. – Сожри их вместо сойки! И высри в Иртыш!
Фрунзик, скрипнув зубами, нагнулся, собрал банкноты и пошел прочь. Егоров постоял еще минуту, колеблясь, и тоже двинулся в сторону склада, где уже успел приготовить себе лежанку.
– Наливай, – хмуро сказал Максим, глядя сквозь Гошу.
– Спирт кончился.
– Как?
– Совсем.
Гоша потянулся, хрустнул костями и, взявшись за горло своего тельника обеими руками, плавно разодрал его до пупа. Вздохнул и вновь принял позу мыслителя, подперев голову кулаком.
Максим поднялся, чувствуя, как его «вертолетит», и отошел к каркасу фрезерного станка, стоявшему неподалеку. Он неумело сунул два пальца в рот и принялся ворошить ими в горле. Стало очень противно, и несколько спазмов заставили его грудную клетку содрогнуться. Спустя минуту он все же проблевался.
Ощутимо полегчало.
Долгов подошел к рукомойнику, прополоскал рот, сполоснул лицо и вытерся сальным полотенцем.
– Еще спирт достать можешь? – спросил он у Гоши.
– Могу, – грустно ответил тот, – только деньги нужны. – Полтинник за поллитровку.
– У тебя вообще не осталось?
Гоша поднял голову и выразительно посмотрел на Максима.
– Ладно. Сейчас попробую у своих достать.
Долгов, стараясь не шататься, подошел к складу и пинком открыл дверь. В полутьме он разглядел Егорова, ворочающегося на своей лежанке, контуры встрепенувшегося Фрунзика и Маринку, сопящую под двумя одеялами в дальнем углу.
– Юран, – обратился он к Егорову. – Дай полтяху взаймы. Завтра верну, я ж много выиграл.
– У меня нет, Макс.
– Ты не думай, мы же вместе выпьем!
– Правда нет, Макс. Я бы дал…
Долгов потер ладонями горящее от грязной воды в рукомойнике лицо и подошел к Маринке. Потряс ее за плечо.
– Что? Уже пора? – Она спросонья села и завертела головкой.
– Марин, у тебя нет полтинника до завтра?
– Какого полтинника?… А-а, денег… Нет, Максим. Я ж тебе все отдавала на хранение…
Максим согласно покивал и подошел к Фрунзику. Герасимов смотрел на него с презрением и злостью. Красными глазами из-под белых бровей.
– Не дашь денег, – полуутвердительно сказал Максим.
– Не дам.
– Значит, не дашь?
– Значит, не дам.
Долгов вышел из помещения склада, со всей дури хлопнул дверью, развернулся и проорал, проваливаясь в хрип:
– Вы трижды отреклись от меня! Как апостолы от Христа!
Обида клокотала внутри. Страшная, кровная обида.
– Эй, – позвал его Гоша, – хорош вопить! Не один тут ночуешь все же… Достал денег?
– Нет.
– Тогда в долг возьмем. Пойдем, у меня в питачке знакомый! один барыжит…
* * *Трясло. Лежать в позе эмбриона было дико неудобно, но любое движение отдавалось невыносимой болью в башке.
Максим открыл глаза и в течение нескольких минут пытался понять, где находится.
Трясло.
Он осторожно пошевелился и приподнялся на локте, пробуя привести зрение в фокус, но рука не выдержала тяжести, и тело вновь обрушилось вниз. В голове взорвался бронебойный снаряд. Долгов тихонько застонал и вновь прикрыл глаза. Он уже понял, что валяется на одном из сидений в едущей карете. Рессоры в нанятом транспортном средстве были не очень мягкими, поэтому каждая кочка и ямка чувствовались прекрасно и отдавались чугунным маятником в висках.
Напротив дремали Маринка, Фрунзик и Юрка.
Трясло.
Максим хотел попросить воды, но во рту так пересохло, что ему пришлось некоторое время сглатывать и ворочать языком, дабы хоть какая-то влага выделилась из слюнных желез. Наконец он прохрипел, так и не подняв век:
– Воды дайте.
– Перебьешься, – ответил Фрунзик после паузы.
– Пожалуйста.
– Перебьешься.
Максим на время замолк, силясь вспомнить прошедший вечер. В голове вертелись какие-то слабо связанные образы, обрывки разговоров, игральные карты, опилки, блевотина, рукомойник… Отчетливо он припоминал только их прибытие в городок Ишим и цех какого-то бывшего завода, где решили остановиться на ночлег. А! Точно! Еще был местный сторож… Как же его звали… Гошей, кажется.
