Яков Кальницкий - Конец Подземного города (с иллюстрациями)
Он спускался к утреннему чаю хмурый и раздраженный. Мать замешивала крепкое питье на похмелье, и это несколько исправляло его настроение. Он неизменно просил у матери денег, так как щедрого содержания, назначенного отцом, ему не хватало. Потом небрежно прятал кредитные билеты в карман, небрежно целовал надушенную руку матери и исчезал до следующей субботы.
Старшие братья в один голос утверждали, что отец слишком мирволит Джемсу. По их мнению, в данном случае следовало бы применить самые крутые меры, вплоть до лишения наследства. Франклин предсказывал, что Джемс женится на какой-нибудь метиске и притащит эту особу сюда в одну из суббот.
Лишь один человек не разделял этой антипатии — Боб, любимец и баловень дедушки Джо. Он любил Джемса. Бесшабашный дядюшка часто бывал на яхте Боса.
Яхта эта собственно была одним из чудачеств старого Менкса. Он подал мысль своему любимцу заняться морским спортом и подарил ему яхту. Маленький капитан так полюбил морское дело, что целые дни проводил на своей яхте, пересекая залив по всем направлениям.
Женская ветвь дома Менксов была представлена четырьмя дочерьми. Элоиза с мужем Генри Пейджем, человеком ученым, но чопорным и скучным, и целым выводком молодых Пейджей. Генри Пейдж числился председателем ряда обществ и ассоциаций, как, например, «Ассоциация любителей солнечных затмений», «Общество деистов-материалистов» и т. п. Все это были почетные должности, к которым нужно было приплачивать довольно крупные суммы. Но Генри Пейдж был человеком обеспеченным. Своей обеспеченностью он был обязан, конечно, старине Джо, хотя тот не давал ему ни копейки. Но достаточно было поместить ценные бумаги Элоизы, принесенные ею в качестве приданного на алтарь их семейного счастья так, как советовал Менкс-старший, чтобы чета Пейджей вместе со всеми их потомками была обеспечена на всю жизнь. Вот почему Генри Пейдж готовил сыновей к ученой карьере. Было решено и санкционировано главою рода, что ни один из Пейджей никогда не будет заниматься финансовыми операциями.
Вторая дочь, Гледис, неутешная вдова погибшего при автомобильной катастрофе сотрудника монийской военной администрации в Европе, дала обет вечной верности памяти мужа. Она пришла с крохотной собачонкой на руках.
Две младшие дочери Менксов, Роза и Джен, были в том возрасте, когда дверь в детскую уже захлопнута, а дверь в мир еще не открыта. Впрочем, восемнадцатилетнюю Розу собирались вскоре обвенчать с господином Греем, наследником ближайшего друга Менкса-старшего. О самой младшей, Джен, не приходилось еще говорить в этом плане, так как ей едва минуло шестнадцать лет, и она скорее была похожа на мальчишку-сорванца, чем на невесту.
Джен внушала родителям серьезные опасения. Господин Менкс-старший приглядывался к ней и втайне изучал ее терпеливо и настойчиво. Он никак не мог понять, что вырастет из его последнего чада. Она не заботилась о внешности и усвоила жаргон и манеры улицы. Для нее не существовало авторитетов. Она, например, не признавала славы девятнадцати исследователей далекой Арктики и не присутствовала на банкете, устроенном по подписке в их честь ее школой. Эту экспедицию она зло окрестила «крокодилы во льдах», за что ей как следует влетело от отца и братьев. Она не посмела перечить отцу, пообещала забыть эту кличку, но братьям заявила:
— Хорошо, я не буду больше называть их крокодилами. Но думать о них иначе я не могу…
Да, с Джен были вечные недоразумения. Пожалуй, менее тяжелые, чем с Джемсом, но все же достаточно неприятные…
Впрочем, сегодня семейная идиллия ничем не была нарушена.
Боб и Джен беседовали в углу гостиной шепотом. Райт и Франклин молча играли в шахматы, а почтенный Генри Пейдж дремал с газетой в руках в глубоком покойном кресле. Несмотря на сотню насильственных смертей, описанных на страницах газеты весьма сочно и натурально, с подлинным знанием дела, почтенный ученый все же умудрился задремать.
Джемс давно ушел в комнаты матери и там накачивался алкогольными смесями, чтобы к выходу отца «быть готовым».
Гвендолен, Дороти-француженка и просто Дороти упорхнули на автомобиле в город, так как выяснилось, что никто не догадался приобрести для дедушки Джо новый ночной колпак. Ночной колпак занимал в жизни Менкса-старшего весьма и весьма заметное место. Он считал, что хороший ночной колпак из кашмирской шерсти влияет на нервную систему, пищеварение и деятельность сердца. Преподнесение нового колпака родоначальнику в день его рождения стало семейной традицией.
Часы ласково проурчали восемь раз. Вбежала Гвендолен, за ней обе Дороти. Маленькая Джен ущипнула Боба и заняла свой обычный пост у двери. Все столпились перед столом. Все смолкло…
В тишину врезались четкие, неторопливые шаги. Как в раме черного дерева, в дверях появился глава рода, господин Менкс-старший, крупный, дородный человек с большой головой, с широким лицом. Его умные, совсем еще молодые глаза живо светились, широкое белое лицо приветливо улыбалось каждой своей морщинкой.
— Ну, здравствуйте, дорогие! Здравствуй, Дороти! Ты по-прежнему сияешь на нашем небосклоне эдакой вифлеемской звездой… Здравствуй, Гвендолен! И ты, Лиззи, и ты, и ты…
После женщин господин Менкс перечислил по имени мужчин. Он называл их в том порядке, в каком они попадались ему на глаза, затем сел в кресло, оглянулся и спросил:
— Что это не видно нашего дорогого Джемса?
Как и в прошлую субботу, и в позапрошлую, как и в каждую субботу, госпожа Клавдия выступила вперед, взяла мужа за руку и самым нежным голосом, на какой была способна, проворковала:
— Наш милый мальчик страдает очередным приступом малярии. Я уложила его в детской, и он теперь сладко спит.
Господин Менкс, как и в предыдущие субботы, сделал вид, что верит жене.
— Что же эти эскулапы никак его не вылечат! Напомни мне, Клавдия, я сам займусь его лечением…
Первый стакан чая госпожа Клавдия подносит мужу. Он с наслаждением глотает горячую и черную, как тушь, жидкость.
Господин Райт подталкивает Боба, и тот, пряча руки за спиной, приближается к деду:
— Дедушка, ты не будешь сердиться?
— А что, снова напроказил? — Дед делает вид, что ни о чем не догадывается: жизнь сделала из него превосходного актера, и он рад блеснуть своим талантом. — Ну, признавайся, шалун. Если есть за что — рассержусь. Но сегодня, в день моего рождения, постараюсь сердиться как можно меньше.
— Дедушка, я хочу в день твоего рождения подарить тебе на память этот альбом. Здесь ты найдешь копию вахтенного журнала яхты «Наяда» и восемь наших морских песен…
