Клиффорд Саймак - Роковая кукла
Мы шли очень быстро. Мы пересекли поле, где я дрался с кентавром, и пошли дальше, не делая привалов, к ущелью, в котором мы нашли Старину Пэйнта. Мы натыкались на оставленные нами костровища в местах наших остановок на ночлег по пути к горам. Я легко узнавал пройденные недавно места. Земля вокруг была все такой же красновато-желтой, в отдалении трубили неугомонные крикуны, а по временам мы замечали и других странных обитателей пустыни. Никто и ничто не препятствовало нашему движению, и мы продолжали стремительно идти вперед по тропе.
Я часто воображал, что покинувшие нас попутчики все еще с нами, что нас сопровождают их тени. Вот она – кавалькада призраков: Сара верхом на Старине Пэйнте; Тэкк, закутанный в коричневую сутану, ковыляет, поддерживая под руку спотыкающегося и трясущегося Джорджа Смита; Свистун, наш вечный дозорный, рыщущий далеко впереди. Иногда я что-то кричу ему, позабыв, что он ушел слишком далеко и не может меня услышать. Порой я настолько поддавался игре воображения, что действительно начинал верить, будто они с нами, а потом, очнувшись, понимал – их уже нет. Но даже зная, что их уже не вернешь, было приятно фантазировать, представляя их рядом. Меня смущало только одно обстоятельство. Тэкк нес куклу, прижав ее к груди, и я тащил эту же куклу, только спрятав ее в кармане куртки.
Кукла уже больше не прилипала к руке, при желании я мог бы от нее легко отделаться, но все же я нес ее с собой. Я не знал, почему поступаю таким образом. Просто так было нужно. Вечерами я подолгу рассматривал ее, иногда с отвращением, иногда с удовольствием, попадая под ее очарование, но с каждым вечером, казалось, моя антипатия к ней все более ослабевала, и притягательная сила ее обаяния брала верх. И я продолжал коротать вечера, глядя кукле в лицо с надеждой, что в один прекрасный день смогу постичь мудрость, заключенную в его выражении, и поступить в согласии с ней.
Временами я продолжал читать рукопись. Текст был все таким же бессвязным, и только в самом конце встретилась фраза:
«…Деревья – это вершины. Деревья достигают высот. Вечно неудовлетворенные. Всегда ненасытные. Все, что я пишу о деревьях и пойманном знании, – истинно. Их вершины туманны. Голубой туман…»
Все, что я пишу о деревьях и пойманном знании – истинно…
Было ли это единственное предложение, потонувшее в волнах бредовых сентенций, специально вставлено, чтобы укрепить и подтвердить то, что было написано много страниц назад? Было ли оно еще одной искрой озарения во мраке затуманенного разума? Легко было поддаться искушению и поверить в это, но доказать было нельзя.
На следующий вечер я закончил чтение рукописи. Больше я в ней ничего не нашел.
А на третий день после этого мы увидели на горизонте город, тянущийся в небеса белоснежными башнями домов – как горная цепь своими вершинами.
25.
Дерево лежало на том же месте, где я срезал его лучом лазерного ружья. Его высокий, неровно обрубленный пень упирался в небо кривыми зубцами. Массивный лежащий на земле ствол простирался на мили, листья уже засохли и сморщились, обнажая бурую древесину ветвей.
Позади дерева возвышалась громада красного каменного здания, в котором мы нашли убежище после устроенной нам деревом бомбардировки. Когда я смотрел на дом, в моей памяти воскресали пережитые в нем впечатления, и слух наполнялся хлопаньем миллионов невидимых крыльев, бьющихся под крышей в поисках дороги из ниоткуда в никуда.
От дерева исходил отвратительный тошнотворный запах, и по мере приближения к нему я смог разглядеть, что круглая лужайка, окаймлявшая пень, просела и превратилась в яму. Именно из этой ямы и несло, как из помойного ведра. С вершины холма, на который мы забрались с Роско, я увидел, что в вязкой маслянистой слизи, до половины наполнявшей яму, плавали разлагающиеся останки каких-то животных.
Я с горечью подумал: одного выстрела хватило, чтобы отнять не одну жизнь – жизнь самого дерева, а жизни целой общины существ, вроде тех маленьких ноющих и хныкающих улиткообразных, которые высыпали из рухнувшего дерева и набросились на нас с упреками. А теперь, как оказалось, пострадали обитатели подземного резервуара, расположенного под деревом. Их благополучие было всецело связано с деревом, они не могли выжить после его гибели. Как только умерло оно, эти животные стали обречены. Я пытался отыскать какие-нибудь признаки присутствия маленьких грызунов, но не нашел. Они, должно быть, тоже уже погибли. Мне даже представилось, как их истлевшие, почти невесомые косточки разносит ветром.
Я был убийцей, моя рука принесла им смерть. Я намеревался уничтожить только дерево, а в результате отобрал столько невинных жизней. Черт возьми, что же на меня нашло? Почему я вдруг стал задумываться о такой чепухе? Ведь они сами навлекли на себя беду! Дерево первым напало на нас, и я имел полное моральное право на ответный удар. Это был древний неписанный закон – око за око, зуб за зуб. Всю свою жизнь на насилие я отвечал насилием. И, надо признать, всегда срабатывало. И в данном случае, после того, как я срезал это чертово дерево, ни одно из других деревьев не посмело напасть на нас. Каким-то образом до них дошел сигнал: не трогай этого парня, свяжешься – не поздоровится. Конечно, они не знали, что у меня уже нет лазерного ружья, но попробовали бы они проверить!
Я вдруг почувствовал, как Роско схватил меня за плечо, и повернулся в ту сторону, куда он уже указывал рукой. С севера, со стороны гор на нас двигались они. Их был легион. Их ни с кем нельзя было спутать. Это могли быть только те чудовища, чьи скелеты мы видели в груде костей, перегораживающих проклятое ущелье, где был найден Старина Пэйнт. Теперь они предстали во плоти – массивные животные, быстро передвигавшиеся на задних лапах, с вытянутыми назад хвостами, помогавшими им сохранять равновесие на бегу. У них были могучие тела, гигантские головы. Передние лапы с острыми, сверкавшими на солнце когтями они держали на весу. Они скалили пасти, и даже на большом расстоянии были хорошо видны их хищные жестокие гримасы. Вероятно, они уже давно преследовали нас, но показались впервые.
Они были ужасно большими и уродливыми и приближались очень быстро. Не стоило обладать богатым воображением, чтобы представить, как они с нами обойдутся, если сумеют догнать. Долго раздумывать значило дать им возможность заживо спустить с себя шкуру. Я изо всех сил припустил по тропинке, ведущей к городу. Щит мешал мне, и я его бросил. Болтающийся в ножнах меч бил меня по коленкам, и я, пытаясь на бегу развязать ремень, споткнулся о него и кубарем покатился с пригорка, как оторвавшееся от телеги колесо. Прежде чем я успел остановиться, сильная рука схватила меня за ремень, к которому были подвешены ножны, и приподняла вверх, так что я оказался на весу. В таком подвешенном состоянии меня крутило то по, то против часовой стрелки, а мимо моего носа пролетали комья земли, выскакивавшие из-под ног бегущего Роско.
