Михаил Харитонов - Путь Базилио
Доведя клиента до нужной кондиции, когда тот был уже готов на всё, чтобы хоть немного уменьшить боль, кот приступил к допросу. В основном его интересовало, кто планировал операцию, а главное — придёт ли подкрепление. Волновал также вопрос об арбалете.
Результаты экспресс-допроса были несколько обескураживающими. Воха оказался даже не нахнахом, а курсантом Гиеновки, военного училища в Гиен-Ауле. Он отучился три года и что-то умел. Третьекурсником был и парень с арбалетом — именным, подаренным какой-то комиссией за хорошую стрельбу. Что в этом такого удивительного, Воха не понимал. Остальные были и вовсе зелёные. У них был отпуск, они гуляли, ну и догулялись до идеи пойти в пресловутые «Шти» и там побарагозить. Нет, резать посетителей они не собирались, дудолить заведение всерьёз — тоже. Они хотели посидеть, покушать, ну и немножко пошалить. Им не понравилась музыка и «бэспарядок», и они это исправили. Почему из-за такой мелочи на них вдруг напали, Воха, опять же, не мог взять в толк, несмотря на всю доходчивость котовых аргументов.
Базилио почувствовал что-то вроде разочарования, хотя и отдавал себе отчёт, что с настоящими бойцами он бы так просто не разошёлся. Какой бы скобейдой не были шерстяные, но драться они умели. И всё-таки ему было неловко, поэтому Базилио отпустил парня без лишних мук, передавив ему сонную артерию. Последним словом Вохи было «зачэм».
Закончив с этим, кот, наконец, пошёл к столу. Крот осторожно и бережно положил на него тело петуха. Рядом встал Боба, прижимая к себе ту самую бутылку.
— Инфаркт, — коротко сказал крот Бобе, закрывая петуху клюв. — Я думал, Валька от печени уйдёт, а вон оно как вышло. А всё равно — умер в бою. Ну хоть так, — он начал стаскивать с петуха свитер.
— Он кто? — спросил кот, коснувшись белых шрамов на гребне — на месте грубо сведённого партака.
— Командир отделения, — просто ответил крот. — Защёкин Валентин Павлович, спецназ Директории. Двадцать три командировки.
— Понятно, — протянул Базилио. — А чего он так? Служил бы.
Крот вытер лапой нос.
— Рапорт на него написали. Штабные крысы дали ход. Выперли, наград лишили и военную прошивку ему грохнули. Всё продал, кое-что прошил обратно по нелегалу, ушёл к эсдекам наёмником. Там мы и познакомились. Хороший был командир, бойцов берёг. Себя не сберёг. Шерстяные его отловили. Разговорчики ходили, что продали его. Командиры и продали. Ну да кто теперь разберёт… Мы его через сутки отбили, живой был, только опоздали малешко… — он молча сдёрнул с мертвеца штаны. Кот увидел страшные шрамы на бёдрах, изуродованный пах, и всё понял про завершение половой зрелости.
— Вот после этого он и ушёл, — закончил крот. — Стал петь. Голос у него был. А я с ним. Не бросать же Вальку.
— И чего ж вы на ребилдинг бабла не собрали? — нахмурился Базилио. — Вы ж популярная группа. Или в Директории уже и денег не берут? Что-что, а эти погремушки ему бы в два счёта отрастили.
— Мы два раза на это деньги собирали. Валька всё пропивал нахрен. Говорю же тебе, в службе он разочаровался, а это не лечится. Ладно, хоть умер хорошо, с музыкой. Ну что, проводишь с нами командира? — кот кивнул. — Что из него будешь? Гребешок мой, — предупредил он сразу.
— Яйца бы съел, в каком-то смысле они у него были, — признал Баз. — А так — что положите. Потрошки какие-нибудь.
Подошла сука-подавальщица, крот дал ей ноги покойника, сам взял за руки, и они понесли труп на кухню, готовить последнее солдатское угощение.
Публика, немного отошедшая от всего пережитого, начала шевелиться. Зебра выбралась из-под раздаточного стола, и, пошатываясь, поплелась куда-то, смотря перед собой невидящими глазами. Енот, сидевший рядом с убитым собратом, тихо заскулил сквозь зубы. Выхухоль попытался было встать и снова сел — было слышно, как у него подломились коленки. Но уже было понятно, что все более или менее в себе, ситуацию понимают и хотят только одного — как-нибудь по-быстрому сделать ноги.
В воздухе висел кислый, перегоревший страх, а также стыд и срам, подкрашенные котовой вонью из сортирного проёма.
— Сидеть тут не будем, — предупредил кот. — Стошнит.
— В бильярдной накроем, — предложил Боба. — Или на кухне, там место есть.
— Сколько у нас в запасе? — решил всё-таки не затягивать с этим кот.
— Ночь, — оценил Боба. — Вообще-то, я так думаю, их не скоро хватятся, но кто-нибудь стукнет, — он скосил глаза на молчаливую толпу, уже потянувшуюся на выход. — Хорошее было место, — он обвёл взглядом закопчёные своды «Штей».
— Извини, что-ли, — кот положил лапу Бобе на плечо.
— Да не за что, ты всё правильно сделал, — сказал обезьян. — Я что, не понимаю? Шерстянка так и так «Шти» у нас отжала бы. Через полгода максимум, а вообще-то раньше. Они сейчас всё под себя берут. А так — уйдём на красивом аккорде. Я давно хочу в Директорию свалить, — признался он. — Старенький я, мне бы клеточки перебрать и всё такое. А лучше перепрошиться. В орангутанга, — Боба сделал вид, что шутит.
— Ты понятно. Счета у тебя там в банке. (Мартыхай сделал каменную морду.) — А команда? Повара, охрана, прочие?
Боба махнул лапой, что могло означать разное.
— А хозяин ко всему этому как отнесётся? — продолжал любопытствовать кот.
— Да чтоб я знал его, — обезьян говорил, похоже, искренне. — Мы за норму работаем, нам каждый месяц минималку выставляют по баблу и по артефактам. Ни разу не ошиблись, кстати. Кто-то тут за нами хорошо смотрит… Ну да чего уж теперь-то. Против шерстяных не побузыкаешь. Хотя валили вы их смачно. Ну и я тоже поучаствовал, — добавил он не без гордости. — Кстати, ты не мог бы? — он протянул коту ту самую бутылку. — Чтобы ауры не осталось.
Кот поставил бутылку на стол, разбил её серией пикосекундных импульсов на мельчайшие осколки, потом сплавил их в однороную массу.
— Пожалуйста, — сказал он. — Это и тарзановские эмпаты не прочтут.
Тут из-за двери появился со склонённой головой Попандопулос, виновато волоча за собой гуся, из которого текло что-то неопрятно-розоватое.
Кот посмотрел на гуся в рентгене и покачал головой. Глистоед получил куда больше мужского счастья, чем смог выдержать.
— Да я чего, я ничего, — начал козёл, форсируя голос. — Да он мне сам — сильнее, говорит, сильнее. Вот я того… Вставил как следует. А у него там всё нежненькое такое…
— Пидор гнойный, — не сдержался крот.
— Кто гнойный? — тут же заелся козёл, с надеждой зыркнув на кота.
— Шёл бы ты отсюда, Септимий, — с усталым отвращением проговорил Базилио. — Далеко и надолго.
Крот смолчал, просто посмотрел на козла внимательно. Но что-то было в его взгляде. Что-то такое, отчего Попандопулос немедля заткнулся, бросил гуся на середине зала и поволокся к выходу.